Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Кое-что из найденного.

Нашла запись от 15 июля. Дайри тогда глючил, так что выкладываю сейчас. Дело было примерно в полночь, так что все это можно считать полуночными размышлизмами, хех

Что нормальные люди делают ночью? Спят, я полагаю. Похоже, что я действительно ненормальная - страдаю всякой фигней...впрочем, почему именно страдаю? Я наслаждаюсь XD
Когда наступает темное время суток мой организм по неизвестным мне причинам всеми силами борется со сном. Почему-то мне хочется делать все что угодно (даже на голове стоять, да, да! не то что бы я умела, но...) лишь бы не спать. Странно это все. Похоже что мои биологические часы не просто сбились, а, судя по всему, отплясывают джигу-дрыгу или что похуже
Пожалуй только этим объясняется то, что сейчас я смотрю аниме, посоветованное мне подругой (довольно-таки наркоманская шнага, но интересная) и попутно вяжу подарок племяннику. Я о нем уже говорила, но кто бы мог подумать, что дарить его мне придется уже 17-го...я опять умудрилась забыть о др сестры...каждый раз вспоминаю в последний момент...а ведь еще и подарок выбрать надо!
Мы с сестрой особо не общаемся - разница в возрасте все же играет свою роль, так что с выбором подарка те еще заморочки. Впрочем, через месяц уже у меня будет др и теперь ей придется размышлять о подарке

Кстати, говоря о подарках - пора бы уже и подругу поздравить наконец...хотя она меня тоже еще не поздравила...так что в некотором роде - мы квиты
О, и она должна мне киндер! Надо все-таки чаще спорить на всякие вкусняшки - выигрываю-то в основном я

З.Ы.: А я ей шоколадку должна...эх =_= Ладно. Обещала? Значит отдам.

@темы: Размышлизмы, Потеряшки

---

Идея.

Я решила попробовать сделать оригами. Может быть журавлика сложу для начала...я его как-то уже делала. Ничего так получилось. Или что-нибудь еще? Может взять на заметку метод Ируки, хех? Вкусняшки + оригами + стихи Басе? А занятная выйдет комбинация))

@темы: Рукоделие, Оригами, Стихи

---

Дневники не работают. Странно это все. То я несколько лет не вспоминала, что у меня есть тут акк, то пишу чуть ли не каждый день. Может мне сейчас просто надо выговориться? Кто знает.

На сборы съездила. Привезли корзинку вишни, собрали весь крыжовник, всю черную смородину и примерно четверть красной.Так же я отпилила сломанную вишню - она перегораживала тропинку.Теперь там нормально можно пройти. Вишни осталось еще корзинки 3 точно. Самое обидное - там есть вишня, которая на самом верху дерева. Она крупная, черная, переспелая наверно. Она так соблазнительно смотрится...но увы - она слишком высоко и ее не достать даже с верхушки стремянки. Деревья старые, так что увы - но стремянка должна быть как минимум 5-тиметровой. Мне остается только смотреть на вишню с печалью во взгляде

Поиграла с ребеноком. Поняла, что моей сестре вряд ли удастся его воспитать нормально - во многих отношениях она и сама еще ребенок, даром что старше меня лет на 10.Я и сама еще веду себя как ребенок в некоторых вопросах, но все же...
Хочу сына или дочку. Хм, это странно?

Мой парень вернется в Москву в начале августа. Надо будет привезти ему компота и варенья. Да и пирожков не помешает наделать. Жалко, что я худею - люблю я сладкое всей душой. На курсы кондитеров записаться, что ли?

Обнаружила у себя новую аллергию на растения. Паршивое самочувствие. Похоже я больше на балкон ни ногой. Пусть мама сама свои цветы поливает =_=

Сижу хомячу черешню. Сейчас шторм. А мне хорошо - окно отрыто, прохладный ветер и шелест дождя...Романтикааа...
Если завтра с утра будет нормальная погода - осуществлю свой план покатушек на велосипеде. Чувствую завтра вечером ноги будут просто гудеть
Главное - не забыть GPS. А то заблужусь еще.

Ладно. Пойду я дальше смотреть прохождение Alien: Isolation. Вывешу запись в дневнике как заработают Дайри.

@темы: Размышления, Разное

---

Мысли.

Ну что я могу сказать? Еще плюс 2 книги и бессонная ночь. Даже немного грустно - я как зачитаюсь, нифига не воспринимаю в реальном мире. Третья книга была скучной...чертовски скучной! Как итог - я легла спать примерно в 8 утра...Мдя. Ничему меня жизнь не учит((

Завтра еду собирать ягоды. Может немного позагораю - обещали неплохую погоду. Надо будет не забыть купальник
Увижусь с крестником и племянником. О чем можно говорить с 2.5летним ребенком?Мне вот в голову совершенно ничего не идет. И это мне говорят, что я неплохо лажу с детьми? Хм. Сомневаюсь я однако(

А крыжовник - вкусная гадость. Хотя черешню я все равно больше люблю. Надо бы завтра купить. Да и за голубикой смотаться. Она мне понравилась)) Скорей бы август - ежевика поспеет. Хотя ее сначала прополоть надо бы.

Я периодически смотрю летсплеи(на самом деле весьма часто - интересное зрелище, как-никак). Да, есть у меня такой грешок. Все-таки у меня ноут, а не стационарный комп, да и не самый новый. Так что большинство новых игр просто не пойдут, увы(
Вот я их и смотрю. Есть такой канал на ютубе - "Копилка с играми". Играет Александр и комментирует Ната. Они забавные. Я их нашла, когда искала прохождение ассасина. А теперь уже почти половину канала пересмотрела
Сейчас вот досматриваю Middle-earth:Shadow of Mordor. Настолько интересно, что решила и сама поиграть. Но пока что у меня памяти на компе нет, да и несколько игр уже стоят - надо бы их для начала пройти. Какие? Ну, для начала Star Trek, Desdpool и Skyrim. Да, наверно странная подборка получилась

@темы: Размышления, Игры, Разное

---

Решила я тут поучаствовать в одном челлендже. Давно решила, еще в декабре)) 100Books называется. Несложный он для меня, в общем-то. Его суть в том, что бы за 365 дней прочитать сотню книг. А я люблю читать, так что это просто. Прошло уже больше полугода, так что я решила узнать, сколько же я на самом деле прочитала книг за это время. Оказалось негусто, увы(
На "Литмире" прочитано 23 книги и 6 книг в процессе чтения.
Ну и на планшете около десятка...
Еще одна книга сейчас в бумажном варианте сейчас читается.

Щито поделать, надо нагонять

@темы: Челлендж, Книги

---

Смотрю я прохождение "Last of us". Уже 25 серия из 29...Уж на что я на ужастики не реагирую (с подругой всю "Пилу" ухохатывались просто) но что-то меня такая жуть берет как представлю, что нечто подобное может произойти в реальности...бррр...кошмар(

Пересмотреть что ли "Обитель зла"?

@темы: Игры

---

Странное.

Всегда замечала, что когда я болею в голову приходят странные идеи...ну, что-то вроде того, чтоб заедать сушеные кальмары клубникой, хех))
В общем, я решила пересмотреть "Naruto". С СААААМОГО начала. И что на меня нашло? Даже и не знаю. Учитывая, что до этого я остановилась примерно на 360 серии Shippuuden'a, то пересматривать мне примерно 580 серий, мдя...

Самое, пожалуй, интересное - чертовски забавно все это видеть снова, уже в качестве практически взрослого человека, а не малого ребенка.
Может мне и Блич с Ван Писом пересмотреть?

@темы: Странности, Аниме

---

Поездка.

Вчера...ой, точнее уже позавчера...с подругой съездили в "Леонардо". Отличный магазинчик, надо сказать. Дорогой, конечно, но что уж тут поделаешь((
Я закупилась нитками. Мулине, в основном. Плюс, купила еще шерстяных ниток - свяжу крестнику плед. Не факт что ему или моей сестре понравится...да и вообще нужен будет, но мне хочется ему что-то подарить. Машинок, да и прочих игрушек у них дофига, так что решила сделать что-нибудь своими руками. А так как я его размеров не знаю, то нужно делать либо плед, либо шарф. Ну, шарф можно и отложить до осени. А вот пледом займусь сейчас, благо он несложный))

Кстати, зачем-то пообещала подруге носки связать, лол)) И кто меня за язык тянул? Я же не умею((( Теперь вот придется учиться. Мдя. За что мне все это????

@темы: Рукоделие

---

Итак! Настал ТОТ день. Великий День, лол)
У меня появился велосипед. Снова)) На самом деле прошло уже больше недели со дня покупки, просто мне было влом об этом писать...собственно, мне вообще влом писать. Ну да пофиг. Надо же чем-то заняться
Итак. Велосипед. Он черный, складной и весьма милый) Колеса у него конечно меньше, чем у шоссейного - 24", но при этом он развивает неплохую скорость)) Естественно, за эту неделю я на нем уже каталась, и не раз, но вот сегодня я устроила себе более продолжительный променанд. Было здорово!

А, да. Совсем забыла)) Его зовут Адам. В честь одного злого зомби из сериала "ЯЗомби". На самом деле того мужика зовут там иначе, но он играл еще и в сериале "Герои", где его персонажа звали Адам Монро. Вот как-то так вот и получилось

@темы: покатушки... :)

---

А вот и снова я!

Сколько же раз я обещала сама себе, что не буду забрасывать дневник? Сотню, никак не меньше =_=

Вот и снова - я возвращаюсь спустя 2 года, мда уж(

Это называется "могу, умею, практикую"...ну или склероз XD

Может просто дело в том, что мне особо не о чем писать? Или я просто не умею вести дневник? Не знаю.

Чтож, раз уж я снова вернулась, может стоит о чем-то написать? Пожалуй стоит

---

Странный сон

Заснула пару часов назад, проснулась от звонка в дверь...Стоит сказать, что я не могу запоминать свои сны. Они вообще редко мне снятся. А тут вдруг приснился. Большую часть я, конечно не помню, но в самом конце был действительно очень и очень забавный момент:

Я, по неведомой причине сижу за столом в Хогвартсе, слева от Альбуса Дамблдора. Он пытается меня о чем-то расспросить, Снейп на меня злобно-подозрительно как-то косится, а мне адски хочется клубничного коктейля)) Вобщем я спрашиваю директора, можно ли мне отведать коктейльчику. Он мановением руки призывает с кухни 2 бокала - старичок тоже решил дегустануть вкусняшку. И Альбус траванулся коктейльчиком-то! XD

И вот что я не могу понять - что это вообще значит-то, а?

@темы: ГП, странный сон

---

Я только что посмотрела восхитительную 9 серию Доктора Кто по BBC ONE. История о призраках...или же о любви? Чтож, осталось дождаться утра и пересмотреть с субтитрами. Жду-не дождусь этого момента! GERONIMO!

@темы: Doctor Who

---

Название: Tenebrosi decemiur
Автор: O_ossus Totalus
Бета: _Vikky_
Фэндом: Mир Гарри Поттера
Статус фанфика/перевода: завершен
Размер: макси
Глав: 19
Предупреждения: слэш
Жанр: AU/ Любовный роман
Рейтинг: NC-17
Главные герои: Гарри Поттер, Северус Снейп
Сюжет: Смешно и горько быть твоим - паук попался в паутину. Лишь тот проснется нефелимом, кто был хранителем плохим.

Глава 1-5

lychia.diary.ru/p187316947.htm

Глава 6-11

lychia.diary.ru/p187317089.htm

Глава 19

Глава 19


Больно, БОЛЬНО!

Я вырываюсь, выворачиваюсь из цепких лап темноты, окружившей меня. Я рвусь к маленькому лучику света, бесстрашно проникшему в темницу, которую я выстроил себе сам. Больно! Мерлин всемогущий, пусть меня отпустит!...

— Не уходи!...

Слабые крики откуда-то извне не трогают меня. Я не помню, чей это голос. Не помню, кто я сам.

— Северус, не уходи!

Да, я Северус. Меня так зовут. Темно. Больно, больно…

— Гарри, отпусти его.

— Нет…

Это маленькое «нет», высказанное с таким отчаянием, с таким ужасом в голосе, заставляет один из кирпичей моей темницы вывалиться, впуская густой сноп света. Становится легче дышать.

— Все когда-нибудь умрут.

— Нет…

Еще больше отчаяния, еще больше страха… Хочется ободряюще погладить по щеке обладателя этого голоса, сказать, что я еще борюсь, но руки не слушаются, тело не слушается, будто во мне не осталось ни капли жизни…

— Не уходи! Эннервейт! Эннервейт!!!

Не мучай меня, отпусти… Так больно, БОЛЬНО!...

Однако моя темница рушится, впуская все больше света. И я уже могу видеть, и я тянусь к этому свету, чтобы согреть, ободрить существо, не желающее отпускать меня в вечный покой…

— Я люблю тебя…

Крыша темницы рушится. Свет, моря, реки света обрушиваются на меня. И я чувствую, как меня раздирает на части боль, зато потом…

Потом боль уходит.

И я открываю глаза.



**

— Живой, — облегченно выдыхает кто-то у моего уха.

Я слепо моргаю, привыкая к свету. Пытаюсь ощутить мои руки-ноги, и мне это удается. А вот спина горит адским огнем, будто я лежу на раскаленной плите…

— Больно, — малодушно жалуюсь я. – Очень больно.

— Сейчас, сейчас…

Я скашиваю глаза и вижу Гарри, суетящегося вокруг меня. Да, это Гарри. Я знаю его. Я люблю его.

Он приподнимает меня и осторожно снимает что-то с моей спины.

— Присохли, — хмурится Гарри. – Придется рвать.

— Рви, — разрешаю я.

Но Гарри не рвет. Вместо этого он смачивает мою спину чем-то, отчего у меня глаза на лоб лезут, и я чувствую слабое прикосновение прохладного воздуха к ранам.

— Сейчас, сейчас…

Гарри шарит под кроватью и достает склянку с чем-то густым. Но прежде чем тот зачерпывает мази, я перехватываю ее и подношу к носу.

Не верю своим глазам… Мгхм… Носу.

— Кто варил? – сверлю Гарри взглядом. – Мазь кто варил?

— Что, неправильно что-то сделал? – пугается Гарри.

— Сколько на огне держал? – немедленно спрашиваю я.

— Сто сорок ударов сердца.

— А цикуты сколько положил?

— Четверть унции листьев.

— Я не верю… — ошарашено тяну я. – Как ты мог изучить расширенный курс зельеварения за одну ночь?

Взгляд Гарри становится грустным:

— Две недели, Северус. Тебя не было две недели. Не шевелись, я нанесу мазь.

Пока кажущаяся горячей из-за цикуты мазь ложится мне на разодранную спину, я только перевариваю события. Помню, как ворота защемили мне крылья, а потом ничего не помню…

— Где мальчик? – требовательно спрашиваю я. – Он в порядке?

— Кингсли засек всплеск магии и последующую аппарацию. Мы с ним разминулись всего на минуту. Он забрал Тедди, тот сейчас с Гермионой.

— Ликополис..?

— Пропал. И забрал всех тех, кто был внутри. И твои крылья.

От меня не укрылась интонация, с которой были произнесены эти слова. Боль, горечь, облегчение.

— У тебя растут новые крылья, Северус. Светлые.

Вот уж что называется, сюрприз. Пока я тщусь поднять челюсть с одеяла, Гарри продолжает умелыми движениями ласковых пальцев наносить мазь, которая зарастит любую рану даже лучше, чем бадьян.

Ее рецепта не изучают в школе. Ее так просто не сварить. И правильно сваренная мазь – воистину, гордость каждого зельевара.

А Гарри понадобилось всего две недели, чтобы изучить сложный рецепт и все его нюансы.

Восхитительно.

— Но я думал, что крылья даются на всю жизнь… — отвлекшись от мыслей о зельях, тяну я.

— Еще ни одного нефелима не любили, Северус. И еще ни один нефелим не…

Гарри запинается, не договаривая, и я чувствую, о чем.

— Я тоже. Можешь мне поверить.

Осторожное прикосновение губ к горящему плечу кричит о чувствах Гарри сильнее, чем все пафосные и глупые слова мира разом. Вялость накатывает на меня, и Гарри помогает мне лечь так, чтобы не тревожить раны и крылья, растущие из этих ран.

— Я твой, — возвращаю я Гарри слова, услышанные мною в полете.

И когда я получаю легкий поцелуй в лоб, понимаю, что все у нас будет хорошо.

Мы будем просыпаться в одной постели и долго нежиться, прежде чем встать. Мы будем завтракать вместе, а я стану нарочно доводить Гарри своим голосом, который он так любит, чтобы тот ронял сахарницу из ослабевших пальцев. Мы будем вместе варить зелья – своей мазью из цикуты Гарри доказал, что он не бестолковый, и я с радостью возьмусь снова учить его. Учить, а не издеваться. Я открою ему мир зельеварения таким, каким вижу его сам – таинственным, чарующим, невероятно волшебным… Я буду выискивать в библиотеке интересные, умные книги и давать их читать Тедди, чтобы он развивал тот ум, что дан ему природой. Гарри будет готовить нам всем, а я стану сварливо каркать под руку и давать бестолковые советы, смеша его. Ночью я не буду выпускать Гарри из объятий, лаская так, чтобы тот забывал дышать. Я покажу ему, как умеет любить Северус Снейп, ангел – хранитель Северус Снейп.

А когда крылья окрепнут, мы будем вместе летать с ним – Гарри на метле, и я, похожий на странную птицу с длинным клювом и белыми крыльями.

И мне плевать, что будет думать о нас мир.

Всегда.
КОНЕЦ

@темы: фанфики, слеш, "Tenebrosi decemiur"

---

Название: Tenebrosi decemiur
Автор: O_ossus Totalus
Бета: _Vikky_
Фэндом: Mир Гарри Поттера
Статус фанфика/перевода: завершен
Размер: макси
Глав: 19
Предупреждения: слэш
Жанр: AU/ Любовный роман
Рейтинг: NC-17
Главные герои: Гарри Поттер, Северус Снейп
Сюжет: Смешно и горько быть твоим - паук попался в паутину. Лишь тот проснется нефелимом, кто был хранителем плохим.

Глава 1-5

lychia.diary.ru/p187316947.htm

Глава 6-11

lychia.diary.ru/p187317089.htm

Глава 12-18

Глава 12


— Гарри, ты ничего не ешь, — мягко упрекает меня Гермиона, заглядывая на кухню в сотый, наверное, раз.

Я вяло ковыряюсь вилкой в рагу – вкусном, но не настолько, чтобы придушить во мне горечь предательства. Едва я прочитал ту книгу, как решение пришло само. Я разбудил Тедди, мы оделись и ушли, не оборачиваясь, из дома, где я стал свободным и желанным.

Но далеко не счастливым.

Тедди упирался и не хотел уходить – мальчик находится на грани нервного срыва. Когда мы вышли на крыльцо, чья-то тень метнулась к нам. Аппарируя, я едва успел задать направление – но куска мяса с бедра я все-таки лишился. Мне повезло, что в последний момент я подумал о Гермионе – и упал, обливаясь кровью, в ее гостиной. Гермиона быстро вылечила меня, а что самое главное – выслушала. Я ей честно признался, где прятался. Но не сказал, почему ушел.

— Гарри, — Гермиона садится рядом и притягивает меня к себе – как ребенка. – С Тедди все будет в порядке. Я посоветовалась с маггловскими психологами, и они говорят, что при навязчивых слуховых галлюцинациях…

— Это… не… слуховая… галлюцинация! – чеканю я каждое слово. – Это Зов! И Тедди слышит его всегда, понимаешь? Магглы ничем не смогут помочь волчьему богу, оказавшемуся в теле шестилетнего ребенка!..

— Куда ты теперь? – Мерлин, она так смотрит на рагу, что я начинаю опасаться насильного запихивания вилки в рот. – Нельзя же вечно бегать…

— Можно, пару дней мы поживем здесь? – голос подводит меня, и я почти шепчу. – У меня не так уж много вариантов, куда бежать. Когда станет опасно, мы с Тедди уйдем к Невиллу и Луне, а оттуда… Я заказал билеты в Гренландию. Посмотрим, умеют ли оборотни плавать.

— Ты думаешь, оборотней нет в Гренландии?

— Они везде есть, — отзываюсь я. – Будем кочевать по миру, пока Тедди не сможет контролировать Зов. Оборотни не решатся напасть – Тедди как-то контролирует их активность – но Зов я обману, костьми лягу, но обману…

— Тедди спрашивал о тебе, — Гермиона приглаживает мою взъерошившуюся челку. – Он недоволен чем-то. Но мне не говорит. Тебе необходимо поговорить с мальчиком.

— Да, — отрешенно киваю я. – Конечно. Спасибо, Гермиона.

Когда я вхожу в комнату к Тедди, он сидит на диване, забравшись на него с ногами, и угрюмо смотрит в одну точку. На меня не обращает ни малейшего внимания.

— Тед Ремус Люпин, — плюхаюсь рядом с мальчиком и прижимаю маленькое тельце к себе. – Как ты?

— Отвратительно, — буркает Тедди и отворачивается.

— Опять Зов допекает? – допытываюсь я.

— Нет, — односложно отвечает Тедди.

— Тогда в чем проблема?

— В тебе.

У меня глаза на лоб лезут, а Тедди, кажется, прорывает – он отталкивает меня довольно ощутимо, а в глазах у него собираются слезы:

— Сколько можно, пап? Сколько можно бегать?

— Ты же сам понимаешь, что мы не можем долго оставаться на одном месте, — пытаюсь объяснить я. – Те оборотни…

— Да плевать я хотел на оборотней! – злые слезы текут по щекам мальчика, и чувствую, скоро он начнет топать ногами. – Папа, за что ты бросил дядю Северуса?

У меня отвисает челюсть.

— С чего ты взял, что я бросал его?

— Ты даже не попрощался! – хныкает Тедди. – Ты с ним даже не попрощался! А он болен! Он звал тебя во сне! Его «Гарри, Гарри» перебивали даже Зов, когда я не мог двигаться!

— Тедди…

— Мой папа, настоящий папа, вернулся к маме – и умер вместе с мамой. А ты бросаешь дядю Северуса просто так!

— Тедди, но он же мужчина! – применяю я последний аргумент.

— И что? – кажется, Тедди сейчас просто ударит меня. – Тебя никто не будет любить так, как он! Он же твой ангел-хранитель! Ты сам мне говорил! Ты мне врал! Врал!

Тедди окончательно теряет самообладание и самозабвенно ревет на моем плече. Осторожно обнимая вздрагивающего ребенка, думаю: «Ты даже не представляешь, насколько ты прав, маленький…»

Чтобы уснуть, мне приходится глотать валерьянку – события последних нескольких дней просто убивают меня. Тедди надежно прижат к боку – и спит мертвым сном, наревевшись.

Мне снится странный сон – худой, темноволосый мужчина с волосами до поясницы и огромными, нереальными какими-то крыльями, похожими на птичьи, зовет меня по имени и ищет, ищет в переплетении коридоров. Я стою совсем рядом – стоит потянуть за ручку ближайшей двери, но не могу даже подать голос. Крылатый зовет, зовет беспокойным голосом, в котором звенит отчаяние и страх, но я молчу. Я не могу откликнуться.

Мужчина поворачивается ко мне, и я вижу его сквозь ставшее вдруг прозрачным полотно двери. Он смотрит на меня, но не видит. Черные, адски черные глаза прожигают во мне дыру, но не узнают. Его руки тянутся ко мне, но не могут ухватить. Мужчина отшатывается от двери и, сгорбившись и сложив свои могучие крылья, плетется прочь от меня – по хитросплетению тоннелей лабиринта, где я прячусь от своего ангела-хранителя…

— Гарри… — доносится до меня. – Гарри…

— Гарри, Гарри, да проснись ты! – тормошат меня чьи-то руки, слишком мягкие, чтобы быть руками Северуса. – Тедди пропал!

Судорожно нашариваю очки – и ойкаю от боли. Поднеся ладонь так близко к лицу, чтобы различить расплывающиеся контуры, вижу осколки линз, впившиеся мне в руку и кровь, ручьем стекающую по запястью. Или я, или Тедди раздавили мои очки. Я беспомощен.

Задевая каждый угол на своем пути, врезаясь во все косяки, я выбегаю на улицу и бестолково машу палочкой, пытаясь лучом Люмоса увидеть, куда уходят оборотни с моим мальчиком. Но кусты пусты и безмолвны. Зов увел моего сына в лес, чтобы сделать волчьим богом.

Гермиона вырывает у меня из рук палочку, направляя вверх, когда я уже договариваю непослушными губами «… Кедавра».



Глава 13




Привычно убравшись в лаборатории, решаю совершить вечернюю прогулку и, едва застегивая рубашку, выхожу из дома.

Лето кончается. Дожди все чаще и противнее, и сезон, полный головной боли, маячит впереди. Я никогда еще не чувствовал себя таким больным и несчастным – тело ломит, будто я падал с лестницы, спину прижимает к земле какой-то чугунной плитой, перед глазами частенько все плывет. Но я здоров, как бык – проверял и не раз. Даже не сумасшедший – не хожу по ночам и никого к себе не вожу. Тоже проверял. Так что же со мной творится?

Простыня, запахом своим сводящая меня с ума, теперь хранится в плотном пакете, не пропускающем посторонние запахи. Когда мне становится особенно плохо, я прижимаю пакет к груди и немного отхожу душой и телом. И еще у меня все время чешутся лопатки – аллергия, что ли?

Бледная, мерзнущая на небе луна, безмолвно наблюдает за мной с неба. Я старательно обхожу кусты можжевельника и клумбы с подрастающими на них календулой и ромашкой. Скоро, но не раньше следующего дождя, можно срезать и сушить травы.

В следующий момент я пропахиваю носом клумбу, набирая полный рот этих самых трав – кто-то или что-то сбивает меня с ног. Пересиливая головокружение, переворачиваюсь и вижу над собой мордочку волчонка. Кажется, отрубаюсь.

В себя я прихожу, когда меня по щекам бьют маленькие ладошки. Открываю глаза – надо мной сидит мальчонка лет шести, непонятно, как и откуда возникший, и тревожно смотрит на меня теплыми шоколадными глазами.

— Дядя Север, — тут мои брови изгибаются от удивления, — надо поговорить.

Когда я, не отойдя еще от потрясения, киваю, мальчик поднимается, но сразу же шлепается обратно:

— Дядя Север, — озадаченно шепчет ребенок, — Ножки не идут…

Вздохнув, поднимаю малыша и под мышкой тащу домой. Обложив ребенка одеялами, пою его зельями и водой: воды он выпивает столько, что я всерьез начинаю опасаться за сухость его штанов.

Так, мальчик – оборотень. Это я уже понял. Не могу понять, как он перекинулся обратно, хотя еще луна не зашла? Мальчик явно истощен и обезвожен – не приучен охотиться и пить из лужи, значит… После общения с Грейбеком я начал понимать оборотней и научился отличать свежепокусанных от матерых. Ладошки-лапки изрезаны травой – видимо, долго бежал, но бегать не привык. Интересные дела!

Одет мальчик тоже странно: штанишки по размеру, а вот маечка на нем взрослая. Ребенок стягивает с себя футболку и бесцеремонно сует мне под нос: мол, понюхай!

Не успеваю я возмутиться, как мое обоняние делает стойку, подобно охотничьей собаке. Мой внушительный нос, которого я всегда стеснялся, улавливает среди запахов мокрой земли, свежей травы и детского пота ту самую нотку, от которой я схожу с ума вот уже сколько времени. Это запах того же мужчины.

— Чье? – прижимая футболку к себе так сильно, что вырвать у меня ее, наверное, получится только с сердцем, спрашиваю я. – Чье это? Чей запах?

— Все началось больше года назад, — философски начинает мальчишка, и я оседаю на пол, едва услышав имя, поставившее все на свои места.

Глава 14


— Кингсли, надо искать его, надо его искать, надо… — я нарезаю круги по кабинету темнокожего Министра, чуть ли не воя от отчаяния.

Кингсли, мрачно постукивая кончиком пера по столешнице, наблюдает за мной, давая спустить пар. Как только мой «завод» немного спускается, он вытирает лоб рукой и рявкает:

— А ну, сядь, Поттер!

От неожиданности я действительно сажусь, таращась на Кингсли с отчаянием потерявшего хозяина пса.

— И вот как прикажешь мне искать мальчика, а? – интересуется министр, складывая руки в замок. – Нет, ты не перебивай, а слушай. Зарегистрированных оборотней в Британии… Нет, не психуй, Гарри. Ладно, опустим цифры, только угомонись! В общем, найти среди настоящих волков и ликантропов хотя бы округа Лондона одного маленького волчонка, который еще и не хочет, чтобы его нашли – это все равно, что искать черную кошку в темной комнате, особенно, если ее там нет.

— У тебя выпить есть? – меня колотит, как в ознобе. – Виски или абсент… Чтобы сразу вынесло!

Кингсли усиливает голос Сонорусом и кричит секретарше:

— Сливочного пива две бутылки и бутерброд с сыром, ветчиной и корнишонами!

— Сливочного пива? – захлебываюсь я.

— Гарри, ты же не умеешь пить, — мягко осаживает меня Кингсли. – Не помнишь что ли, когда тебе дали понюхать пробку от огневиски, ты чуть не пошел голым на столе стриптиз танцевать? Впрочем, я сильно подозреваю, что Джордж Уизли приложил к этому свою руку. Так или иначе, я на работе, и ничего, крепче сливочного пива, ты не получишь.

— А бутерброд? – нелепо спрашиваю я.

— О, бутерброд для меня, — белозубо ухмыляется Кингсли. – Я с тобой ничего до сих пор в рот не клал. Итак, говоришь, Тедди сбежал ночью?

— Мы с Гермионой даже не успели увидеть, кто его увел…

— Только не заводись снова! – предупреждает министр, уловив в моем голосе панические нотки. – Найдем пацана, Куда он мог пойти?

— Куда угодно. Следуя за Зовом, он ничего не видит на пути. Прет, как танк.

— Значит, будем обшаривать радиус в три мили. Направлю ребят. Гарри, ты не подумывал о том, чтобы… Не знаю… Показать малыша колдомедикам?

— А толку? – я одним махом выхлебываю бутылку пива и кашляю. – Что они нового скажут?

— Ты уверен, что это не опухоль мозга или сдвиг психики? – допытывается министр.

— Кингсли, не каркай!

— Ладно, я понял. Ты иди, выспись, на тебе лица нет. Да, пиво можешь взять с собой.

Едва я встаю с насиженного кресла, как дверь распахивается так резко, что деревянную аккуратную ручку просто разносит в щепки от удара о стену, а одна петля срывается. В кабинет Кпнгсли, злой, как черт, влетает…

— Снейп! – Кингсли уже стоит с палочкой наизготовку. – Как ты… Охрана! Охрана!

— Я тебе покажу охрану, — рычит Северус, как дикий зверь. – За пацаном присмотри! На ресепшене оставил!

Я, оттолкнув Кингсли, несусь к ресепшену, где на вращающемся стуле, скучая, сидит Тедди – живой и здоровый. После долгого ощупывания и обниманий заблудшего сына сильные руки Северуса поднимают меня чуть ли не в воздух:

— А теперь, — свистящим шепотом выговаривает Северус, — ты выйдешь со мной из здания… Да, пойдем, медленно, мы старые знакомые, вышли на прогулку, ты мило беседуешь со мной о квиддиче… Здравствуйте, мэм. Отличная шляпка. Мы выходим, заходим за угол… Да, все в порядке, мадам, мальчику стало дурно от духоты… Аппарируем! И Мерлин тебя упаси изменить направление.

Мы приземляемся прямо в спальню Северуса, и он толкает меня на кровать. Я тяжело плюхаюсь, едва не прикладываясь затылком о стену, и смотрю, как он рвет на части какой-то полиэтиленовый мешок, в котором оказывается простыня.

— С твоей стороны, Поттер, — звеня от ярости, выговаривает Снейп, — было очень неразумно оставить мне свой запах. Зная, что зельевар различает сотни оттенков запахов даже с насморком. Если бы не твой пацан, который по лесу ночью мчался ко мне, не зная ни дороги, ничего – только мой запах и карта звездного неба над головой – я бы, наверное, сдох где-нибудь под забором на той неделе. Сдох бы от тоски, Поттер.

— Северус…

— Я не понимаю, в чем проблема? – рявкает Снейп. – В том, что ты гей?

— Северус…

— Или в том, что я – Северус? Или наш Герой стал настолько неразборчив, что ему все равно, с кем и где?

— Не говори так! – вскидываюсь я, но падаю обратно, больно ударившись задницей. – Я о тебе думал, между прочим!

— Обо мне? – голосом, не предвещающим ничего хорошего, тянет Снейп. – Обо мне… Значит, это обо мне ты думал, когда оставил ту книгу прямо на полу библиотеки? Как долго я бы не заходил туда, Поттер, если бы не твой пацан, лап не пожалевший ради приемного папаши? Это обо мне ты подумал, когда ушел, даже записки не написав? Это обо мне ты так подумал, когда мне Обливиэйт накладывал?..

— Северус…

— Заткнись, — рычит Снейп, наваливаясь на меня и грубо раздвигая коленом ноги. – Заткнись, Поттер. Чувствуешь это? Да, именно там, не ерзай, только хуже станет. Ты хочешь меня. Я хочу тебя. Так, черт возьми, в чем проблема? В том, что у меня на спине растут крылья? Не вопрос!

Снейп сбегает вниз и мгновенно возвращается – только теперь за его спиной колышутся два роскошных черных крыла, а в руке угрожающе зажат нож. Северус торжественно вручает нож мне и поворачивается спиной:

— Руби! – рявкает он, бухаясь на колени – я почти могу уткнуться носом в перья. – Руби мне крылья, Гарри! Один раз ты их уже почти сломал, так что переживу. Что ты застыл? Крови испугался?

— Я не хочу! – кричу я, отбрасывая нож. – Я не хочу, не хочу!

— А, то есть тебе просто неудобно обнимать меня во время секса? Так я могу и убрать их. Хоп – смотри, нет крыльев! Спрятал! Нет проблемы, Поттер!

— Ты все не так понял…

— Меня, значит, берег? Подопечный, блин! Да мне плевать! Я сдохну от боли и потери крови, у меня вырвут крылья, но лучше так, чем жить и мучительно вспоминать – что такого родного ты забыл? Почему твоя постель пахнет так, что на запах стоит просто колом? Почему ты ночью кричишь незнакомое имя?

Он поворачивается, утыкается лицом мне в колени и тяжело дышит:

— Ты мне нужен, понял? – севшим после криков голосом выговаривает Северус. – И плевать, что я нефелим. Я даже не знал, пока ты ту книжку не достал. Мама не говорила ничего. А насчет наказания – пускай. Я уже один раз умирал. А ты так и вовсе дважды. От тебя даже Авада отскакивает.

Он поднимает измученное, помятое лицо – и я не могу, не могу, мир рушится вокруг меня, когда его ладони медленно скользят от коленей вверх, мягко раздвигая ноги, чтобы через несколько секунд мужские губы уткнулись мне в пах прямо через слои одежды. Он просто дышит, наслаждаясь моим запахом. А его руки.. Руки… Они ложатся мне за поясницу, сжимая до хруста, до боли, заставляя проклинать себя за свое поведение, заставляя всхлипнуть и выгнуться, когда длинный нос, приподнимая майку, утыкается в пупок.

— Гарри, — шепчет Снейп низким, хриплым баритоном, прихватывая зубами кожу живота. – Мне не нужны крылья. Ни светлые, ни темные. Просто не уходи больше… Хотя бы так не уходи. Если надоем… Я просто хочу помнить…

— Мы не можем, — умоляюще шепчу я, отталкивая его голову. – Я не могу. Я убью тебя!

— Пусть, — покорно соглашается Северус, носом скользя вверх и поднимая футболку. – Умру счастливым.

— Нет, нельзя, — вздрагиваю я, когда ласковые губы прихватывают горошинку соска, а потом утыкаются в ямку между ключиц. – Нам нельзя.

— Мне можно все, что я сам себе не запрещаю, — жаркие руки снимают с меня футболку, а потом скользят по спине – широкие, сильные ладони с немного огрубевшими от пестика пальцами.

— А… как… же… твои… крылья? – шепчу я, уже поддаваясь на невыносимо нежные ласки драгоценных губ.

— Открою вам тайну, мистер Поттер…

Губы снова скользят вниз, к паху, и – Мерлин, Мерлин! – он зубами расстегивает ширинку!

— Я сижу на полу, — обжигающе шепчет Снейп, зубами стягивая с меня белье, а я могу только привстать, чтобы помочь ему: не могу сопротивляться. – Ниже падать уже просто некуда…

— Тебе когда-нибудь говорили, что одним своим голосом ты способен совратить святого?

Голодные губы захватывают мою плоть в плен…

— Нет, мистер Поттер, — через пару движений языка поднимает голову Северус. – Не говорили. Так и вы не святой, верно?

Сдаюсь. Я буду хоронить его завтра, но сегодня он – мой.

Откидываюсь на подушки и позволяю красивому рту развращать меня.

Глава 15


— Если бы мама вела дневники… — я шарю по книжным полкам, пытаясь найти какие-нибудь вещи, принадлежавшие матери. – Если бы она хоть что-нибудь мне оставила…

— Оставь, — тихо советует Гарри. – Уже ничем не помочь…

После волшебной ночи наше утро превратилось в ад. Проснулся я оттого, что Гарри сидел на кровати и покачивался взад-вперед, а на лице его был написан такой ужас, что сердце защемило. Сначала я не совсем понял, что такого случилось: вроде я живой и вполне себе материальный, но стоило мне окликнуть его…

Глаза, сводившие меня с ума во всех смыслах этих слов, были мертвыми. Люди, различающие что-то перед собой, так не смотрят – рассеянно и сквозь тебя, будто на стену, находящуюся позади. Он даже не щурился, пытаясь разглядеть меня. Просто смотрел насквозь.

Удивительно, что у нас обоих не случилась истерика. Наказание за ночные страсти было даже мягче, чем нам обещала книга о нефелимах, но кто мог ожидать, что фраза: «Наказание за ослушание – смерть» относится к подопечному, а не к хранителю?

Слепота Гарри была предупреждением.

Я осторожно отвел его в библиотеку и сейчас судорожно ищу хоть какие-нибудь сведения о нефелимах, кроме той книги, что читал Гарри – в ней никаких объяснений нет. Гарри сидит молча, оцепенев от внезапно навалившейся темноты, сложив руки…

Ох, мне было бы лучше, если бы он орал. Орал, истерил, бил посуду об пол и мою голову, если бы решил порешить меня, отрезать или оторвать крылья, но такого молчаливого смирения я не-хо-чу! Гарри даже не упрекнул меня – зря я вчера сказал ему, что он не святой…

— Сейчас, сейчас… — я разговариваю сам с собой, лишь бы не было гнетущей тишины, лишь бы Гарри слышал меня и знал, что я рядом, что я борюсь за его глаза, бестолковыми мутными хризопразами глядящие на меня.

— Хватит, Северус, — опять просит Гарри. – Я ни о чем не жалею.

— Черт бы побрал твое всепрощение, Гарри! – рявкаю я, бухаясь рядом с ним и порывисто обнимая. – Моя похоть искалечила тебя, а ты…

— А я просто рад, что ты жив. В конце концов, это означает, что еще минимум одна ночь у нас с тобой есть, — невесело усмехается Гарри, глядя сквозь меня.

— Нет, — твердо отвечаю я. – Больше я к тебе не прикоснусь. Ты нужен мне живым. Мы сварим тебе зелье, точно! Есть же зелья, возвращающие зрение!

— Мадам Помфри сказала, что мои глаза невозможно вылечить, — вздыхает Гарри. – Думаешь, мы не пытались?

— Ничего, я изобрету что-нибудь новое, — пытаюсь говорить уверенно, но голос предательски срывается. – Гарри, ты совсем ничего не видишь?

Гарри качает головой и тянется ко мне за поцелуем, но промахивается и утыкается губами куда-то в ухо. Я обнимаю его и чувствую, как по моей спине течет что-то горячее и пахнущее солью и железом.

— Ты в порядке? – настораживается Гарри, почувствовав, что я напрягаюсь.

— Да, — я зарываюсь носом в чудесно пахнущие волосы. – Все в порядке.

«Все в порядке. Это всего лишь кровь».

Странно, что проведя столько лет своей жизни в окружении реторт и пробирок, котлов и всяческих магических и немагических ингредиентов, я еще не возненавидел Зелья. Я их очень даже люблю, хотя меня и веселили слухи о том, что страшный и сдвинутый на зельях профессор на завтраке пишет вилкой по тарелке с кетчупом рецепты новых ядов. Сейчас я судорожно выискиваю чернику и остальные составляющие восстанавливающих зрение зелий по шкафам. Черт возьми, белладонны нет. Это конец.

— Северус, что? – интересуется Гарри, услышав, как я резко хлопаю дверцей. – Чего-то не хватает?

— Мозгов у меня не хватает, — бессильно злюсь я. – Белладонна вся вышла, и я не могу ее купить – в Косом переулке появляться мне запрещено.

— Плохо, — сникает Гарри. – Хотя… Северус, я думаю, мы можем решить этот вопрос! Конечно, если ты немного успокоишься…

— Я спокоен, — выдыхаю я. – Я спокоен, как слон.

«Я готов взорваться от ненависти к себе, но ради тебя буду спокоен, как слон», — уточняю я про себя.

— Тогда дай мне палочку, пожалуйста.

Когда я протягиваю ему мою палочку, Гарри легко, будто и не находится сейчас в ужасающе пугающей тьме, создает сияющего патронуса:

— Найти Невилла Лонгботтома. Мне срочно нужна белладонна, Невилл. Каминная сеть открыта, Паучий тупик, 13. Я ослеп.

Когда патронус покидает лабораторию, моих сил хватает только на то, чтобы опуститься на небольшой стул около горы котлов.

Почему, скажите, почему?

Вместо оленя Гарри Поттер, сам не зная того, наколдовывает летучую мышь…

Лонгботтома слишком долго нет, и я уже начинаю придумывать страшные кары бывшему студенту-тугодуму. Гарри напряженно молчит, нервно выпрямившись, и походит скорее на осужденного перед казнью. Такое ощущение, что его вот-вот поведут на эшафот, где опустят на шею мертвую петлю…

От таких мыслей мне становится даже дурно. Гарри будто чувствует мое состояние и натянуто улыбается, поворачиваясь ко мне, но глядя немного левее, чем нужно.

Не в силах выносить это гуттаперчевое лицо, прижимаюсь губами к его отзывчивому рту. Дикая боль пронзает мои лопатки, кажется, по спине снова течет кровь. Но я не подаю вида – только исступленно целую, слегка прикусывая, проводя языком по губам и жадно толкаясь в рот…

Кряканье разбившегося о пол горшка заставляет нас вздрогнуть и отлепиться друг от друга.

Посерев, возвышаясь над черепками и горкой земли, в которой, опустив листочки, виднеется белладонна, стоит Невилл Лонгботтом и держится за сердце. А за спиной его маячит два белоснежных крыла.

— Невилл? – угадывает Гарри. – Невилл, это не то, что ты подумал! Точнее, это то, но не совсем…

Лонгботтом смотрит на меня с таким выражением лица, будто застал меня на кладбище приносящим в жертву невинного младенца. Он не просто белый, он бледный, в тон крыльям, невесомо развевающимся за его спиной. Крылья светятся каким-то неземным светом, каждое перышко…

— Северус? – пугающим шепотом спрашивает Гарри. – Почему Невилл молчит? Что он делает?

— Седеет, — ляпаю я первое, что приходит в голову, и чувствую, что не так уж далеко от правды.

Лонгботтом выпивает недельный запас валерьянки, прежде чем относительно приходит в себя. Белладонна, спасенная мною в достаточном количестве, уже опущена в котел, и я мечусь по лаборатории, которая, кстати говоря, никогда еще не была проходным двором настолько, и добавляю в зелье то капельку сока черники, то кусочек мандрагоры. Вдохновение ключом бьет из меня – похоже, я все-таки смогу изобрести Идеальное снадобье, которое у каждого зельевара бывает одно в жизни – как первая любовь.

Гарри и Лонгботтом сидят на спешно наколдованной скамеечке, в руках недотепы-героя бутылка вина, которую он подозрительно быстро опустошает. И ведь не пьянеет же! А по виду Лонгботтома не скажешь, что ему и ведра мало, чтобы окосеть.

— И… давно вы вместе? – откашливаясь, произносит Лонгботтом, старательно не глядя на меня.

— И давно ты ангел? – отвечаю вопросом на вопрос я, кидая в котел шалфей и убавляя огонь.

— Ну, силы Светлого проснулись у меня еще на четвертом курсе, — неосторожно махнув рукой с бутылкой, отвечает Лонгботтом. – А подопечного мне дали только к концу Войны.

— Невилл, я всегда знал, что ты особенный, — Гарри пытается одобрительно похлопать Лонгботтома по плечу, но попадает по крылу, отчего у бедняги вылезают глаза.

Однако Лонгботтом мужественно молчит, чтобы не огорчать ничего не видящего друга. Вот уж поистине ангельское терпение!

— Я подозревал, что Вы нефелим, профессор, — Лонгботтом трет лоб рукой. – Но что темный хранитель и мой лучший друг…

Застываю над котлом, опоздав бросить траву-пересмешник, отчего чуть не запарываю зелье:

— Что? Ты видишь мои крылья?

— Ангелы и нефелимы видят крылья друг друга… Честно говоря, я догадывался, что Вы нефелим. Присутствие Темных всегда болезненно для Светлых, а Вы умудрялись каждую пару Зелий доводить меня до нервного срыва, — Лонгботтом немного истерично хихикает и отводит взгляд. – Наверное, мне стоило рассказать Вам. У Вас были все шансы стать ангелом, пока Вы не убили Дамблдора.

— Только не говори, что Дамблдор был хранителем, — бурчу я. – Все эти его «мой мальчик», «Любовь сильнее всего…»

— Нет, он просто был очень добрым. Земных ангелов не так много, как кажется, — «радует» меня Лонгботтом. – А нефелимов гораздо больше.

— Откуда ты все это знаешь? – не выдерживаю я. – Если ангелов так мало, кто тебе рассказал все?

— Для Светлых информация идет прямо оттуда, — Лонгботтом показывает глазами в потолок. – А Темные вынуждены довольствоваться книгами, не всегда, кстати, верными. Например, пишут, что нефелим и «подопечный», если можно так выразиться, ненавидят друг друга подсознательно…

— Но я и Северус ненавидели друг друга… — тихо говорит Гарри, а я хочу провалиться на месте.

— Ну, это оттого, что Темные не умеют сдерживать свою природу в узде. Но к «подопечным» нефелимы относятся спокойно. Даже помогают изредка.

— И почему тогда я – темный, а ты – светлый, если я тоже по логике должен помогать Гарри, а не ненавидеть его?

Лонгботтом переводит удивленный взгляд с Гарри на меня и вдруг улыбается:

— А, то есть вы решили, что Гарри ваш «подопечный»?

— А разве не так? – Гарри с надеждой вцепляется в крылья Лонгботтома, снова промахнувшись мимо плеч.

— Конечно, не так. Иначе… эм…— Лонгботтом густо краснеет. – Ну, вы бы оба погибли после… м… ну, ты понимаешь!

— Ага, — саркастично замечаю я. – А не с подопечными что, «нутыпонимаешь» не смертельно?

Лонгботтом молчит, а я чувствую, что спросил что-то не то. Зелье тихо побулькивает, становясь прозрачным, а я испытываю необыкновенный подъем настроения: получилось! То самое Идеальное зелье!

— Не поможет, — констатирует Лонгботтом, глядя, как я набираю зелье в фиал.

— Да что Вы понимаете в зельях, — огрызаюсь я: каркает ведь под руку!

— Нефелимы ядовиты для людей и ангелов, — тихо отвечает Лонгботтом, виновато улыбаясь. – От этого яда существует только одно противоядие: добровольно подаренная кровь Светлого… У вас есть нож, сэр?

Во рту у меня пересыхает. Протягиваю Лонгботтому тонкий серебряный ножик, не веря до конца – он отдаст свою кровь?

— Острый, надеюсь? – немного побледнев, спрашивает Лонгботтом, придирчиво осматривая лезвие.

— Моими ножами можно делать операции, — немного оскорбляюсь я.

Лонгботтом закрывает глаза и, подойдя к котлу, резко полосует себя по предплечью ножом, не заботясь о направлении пореза. Чуть ли не потоком хлынувшая кровь льется в котел, окрашивая его прозрачное содержимое в алый цвет. Простояв так минуту, Лонгботтом начинает шататься.

— Залечить? – я стою с палочкой наготове.

— Не стоит, — с трудом выговаривает Лонгботтом и проводит ладонью по исполосованному предплечью.

Рана мгновенно затягивается.

— У тебя было бы большое будущее в медицине… — завистливо протягиваю я.

Мне кажется, он сейчас скажет что-нибудь умное, вроде «Ангелам запрещено лечить кого-то, кроме себя и подопечного», или «Наш талант не продается», но Лонгботтом виновато улыбается:

— Крови боюсь после Войны. Паника начинается. Гарри придется пить ваше зелье каждый раз, как у вас… ээм… ну вы понимаете.

— А чей же тогда хранитель Северус? – подает голос Гарри, до сих пор сидевший тихо. – Если не мой?

— Драко, — улыбается Лонгботтом и подходит к окну. – До свидания, Гарри, профессор Снейп…

Лонгботтом без усилий перемахивает через подоконник, и подбежав к окну, я вижу, как в небе медленно тают очертания пушистых белоснежных крыльев, которые просто не могут принадлежать птице.

Если конечно, она не размером с фестрала.

Возвращаюсь к Гарри и с замиранием сердца даю ему выпить смесь зелья и крови. Некоторое время он смотрит на меня, не веря, потом опускает взгляд на свои ладони, поворачивая их и так, и эдак, и вдруг кидается мне на шею:

— Вижу! Вижу тебя!

По щекам Гарри бегут слезы облегчения – тьма перед глазами рассосалась и больше не мешает. А я обнимаю его так крепко, что рискую сломать ребра.

Руки Гарри так ласково гладят меня по груди и плечам, что я кусаю губы – нам больше нельзя заниматься сексом, если я не хочу повторения беды.

А с другой стороны…

У нас же еще целый котел зелья?

Гарри вцепился в меня так крепко, что мне приходится аппарировать нас прямо в спальню. Ели нам нельзя близости, то от ласк он точно не откажется.

Уж я-то постараюсь.

Глава 16


— Обниматься совсем не мерзко, если меня обнимаешь ты, — замечаю я, легкими движениями пальцев поглаживая знаменитый римский нос Северуса.

Тот довольно жмурится – игра ему нравится. Его руки крепко обнимают меня за плечи и иногда принимаются путешествовать вверх-вниз по спине и легонько сжимать ягодицы.

— Тебе не нравились прикосновения? – знакомое движение брови почему-то умиляет меня настолько, что хочется зацеловать Северуса.

— Не нравилось. У всех студентов Гриффиндора есть одна общая отвратительная черта: они хватают друг друга, обнимаются, хлопают по плечу, и даже не спрашивают, как человек относится к этому. А меня вот озноб пробирает от такого. У Джин, например, потеют ладони, и зачастую оставляют два мокрых отпечатка на рубашке.

Я замечаю, что Северус недовольно напрягается, услышав имя Джинни, и он немного крепче прижимает меня к себе.

— Собственник, — констатирую я, закидывая ногу на обнаженное мужское бедро.

— Как так вышло, что ты до меня был невинным? – Северус прикусывает язык, понимая, что сболтнул лишнего.

Раньше я бы возмутился, услышав подобный вопрос. Но злиться на Северуса невозможно, и я отвечаю:

— Ну, пока я не победил Волдеморта, мне было не до этого. А с Джинн мне просто не хотелось. Собственно, она и не настаивала – Джинн совершенно не хотела детей, да и миссис Уизли до сих пор оплакивает Фреда.

— А другие мужчины? – опять ляпает Снейп. – Слушай, ты просто ходячая фляжка с Веритасерумом. О чем подумаю, то и говорю.

Показываю Северусу язык:

— Я не хотел с кем попало. А потом с Тедди приключилась такая беда, и мне пришлось забыть о себе.

Хитро улыбаюсь, глядя на недоверчивое выражение лица Северуса:

— А я знал, что ты бисексуал.

— Откуда? – давится воздухом Северус.

— Три бутылки вина, выпускной и Хагрид – находка для Интерпола. Выдаст все, что скрывают учителя, да еще и от себя добавит. — Да не мог он знать, — Северус недовольно дергается. – Черт. Мою ориентацию обсуждают с лесником. Хорошо, что я мертв.

— Почему ты не захотел рассказать людям, что ты жив? – тихо спрашиваю я, пробегаясь пальцами по ключицам Северуса. – Многие считают тебя героем.

— Потому, что ты болтун, Поттер, — фыркает Снейп. – После книжонки Скитер я не покажусь на глаза никому, кроме Визенгамота, и то в лучшем случае. «Глаза Гарри Поттера – тайная любовь Северуса Снейпа. Что это — нежные чувства или коварный план?». Вот выковыряю у тебя глаза, положу в баночку и буду на них любоваться. А остальное распродам на органы.

Северус некоторое время молчит, а потом разражается хохотом:

— Нет, так я точно почувствую себя маньяком.

— А ты и есть маньяк. Ты кусался, как волк, — хихикаю я, — хотя ненавидишь волчат.

— Ну, одного смелого волчонка я уже перестал ненавидеть, — хмыкает Северус. – Кстати, я удивлен. Тедди уже второй день не рядом с тобой, а ты еще не роешь копытом землю, как разъяренный кентавр.

— Он с Кингсли. От Кингсли даже муха не сбежит, — уверенно отвечаю я. – Он присмотрит за Тедди. Мы имеем право пару дней побыть наедине.

Осторожно касаюсь бедра Северуса ладонью, провожу по ноге пальцами, а потом обратно – к плечу.

— Мягкий, — шепчу я, не в силах говорить громко.— И совсем не холодный..

— Старый и страшный, — фыркает Северус, впрочем, не препятствуя моим приставаниям. – А еще Темный, злой и ядовитый.

— И ничего-то после Хогвартса не изменилось, — поддразниваю я, прежде чем поцеловать Северуса так, что весь воздух из легких исчезает в никуда.

Драгоценные руки с длинными пальцами, которым позавидовал бы скрипач, ложатся на мою задницу и скользят между ягодицами. Я ахаю, выгибаясь: нет, мне определенно есть, за что быть благодарным мрачному хобби Северуса!

— Се-вер… — шепчу я, когда неугомонные пальцы проникают в меня. — Нам нельзя…

— Вот еще, — и от следующего прикосновения я уже поскуливаю. – Раз ты не мой подопечный, значит, можно. И вообще, ты первый, кого я морально не убил за сокращение моего имени.

— А что такого? Охх!

— Твоя мать звала меня Севом… И я не хочу об этом вспоминать. Иди-ка сюда….

Когда мы снова отлепляемся друг от друга, простыни под нами можно выжимать. Я с восторгом всматриваюсь в лицо Северуса, немолодое, уже покрытое сеточкой морщин, но такое умиротворенное, такое родное, и понимаю – этот человек был создан, чтобы его…

Я обрываю себя на середине мысли.

Рано.

Мы приятно нежимся в постели, наслаждаясь брызгами дождя, долетающего через открытое окно до нас, разгоряченных и уставших. Мы почти уже дремлем, поэтому сову, кружащую над нашим ложем, замечаем, только когда та недовольно роняет письмо прямо на лицо Северусу. Письмо начинает дымить, и я, догадавшись, что последует за этим, быстро распечатываю его и подбрасываю вверх.

— Гарри! – голосом Кингсли вещает вопиллер. – Я нашел информацию о Зове! Подробности при личной встрече. Я в своем кабинете. Можешь взять с собой Снейпа, если хочешь.

— Скоро весь мир узнает, что Гарри Поттер встречается с Северусом Снейпом, — недовольно бурчит мой мужчина, натягивая штаны. – Я предпочел бы оставаться «мертвым» столько, сколько пожелаю.

Оставляю язвительный ответ на потом и тащу Северуса к камину.

Первое, что я вижу, когда вхожу в кабинет Кингсли, это вихрь из рук и ног, кидающийся мне на шею с радостным воплем: «Папа!». Кингсли только слабо кивает в знак приветствия – по тому, как он держится за голову, сразу понятно – Тедди зря время не терял.

— Это что? – с подозрением спрашивает Северус, оглядывая выстроившиеся вдоль стены коробки.

— Контрабанда, — тихо отвечает Кингсли. – Сигареты пытались вывезти под видом «Берти-Боттс». Мистер Снейп, у Вас не найдется чего-нибудь от головы?

— Топор? – хмыкает Северус, извлекая из мантии фиал.

— И как Вы не гремите при ходьбе, — Кингсли с опаской пробует зелье и выпивает залпом. – А Гарри говорил, что все Ваши зелья на вкус хуже гноя бурбонтюбера.

Мучительно краснею под пристальным взглядом антрацитовых глаз:

— Давно дело было…

— Для себя варил все-таки, — ухмыляется Северус. – Может, к делу?

— Точно, — оживляется Кингсли. – Вот. Читайте.

Кингсли через стол бросает мне какие-то распечатки и я углубляюсь в чтение…



«В древнем Египте жители Сиута почитали бога-волка Упуата, имя которого означало: “тот, кто открывает дорогу”. Это было воинственное божество, которое принесло победу правителям северного Египта. С тех пор во время религиозных праздников и торжественных церемоний впереди, всегда несли щит с изображением волка. Позднее греки, обосновавшиеся в Египте, дали Сиуту имя Ликополис, то есть “город волка”

Каждые 500 лет Ликополис выбирает себе нового волчьего бога из числа ликантропов. Город посылает Зов, как только почувствует пробуждение силы в своем избраннике. Чем ближе город к новому богу, тем сильнее Зов…»



— Не понимаю, — не дочитывая, бросаю бумаги на пол я. – Что это значит?

— Это значит, что не надо препятствовать Тедди! – торжествующе говорит Кингсли. – Просто позвольте ему пройти тот путь, который уготован ему – пройти самому, переплыть реки и одолеть бурелом. Ликополис все равно заполучит его, а отпустив Тедди, вы хотя бы сможете пойти следом и помочь, если что-то пойдет не так.

— Ни за что, — отрезаю я. – Никогда. Подождем, пока Ликополис снова скроется.

— Он не скроется, пока не получит свое, — пытается переубедить меня Кингсли.

— Ни за что! Лучше я увезу Тедди подальше. Чем он дальше от Ликополиса, тем ему будет лучше.

Я нервно иду к возвышающимся башнями у стены коробкам и вскрываю одну, доставая себе сигареты. В жизни никогда не курил, но сейчас мне очень нужно успокоиться – а курение, говорят, успокаивает. Кингсли и Снейп молчат, не мучая меня бесполезными увещеваниями, пока я прикуриваю от палочки.

Набираю полный рот дыма, и тут Снейп подпрыгивает на своем стуле и, указывая мне за спину, испуганным тоном произносит:

— Директор МакГонагалл?

Оттого, что я резко вдыхаю, у меня слезы текут из глаз ручьем, я кашляю, задыхаясь дымом, а Северус и Кингсли веселятся, глядя на меня, давящегося сигаретой:

— Не будешь курить? – вопрошает меня Северус, готовя палочку. – Анапнео.

Когда я, наконец, могу нормально вдохнуть, у меня будто мозги прочищаются вместе с горлом, но я все равно упрямо качаю головой. Кингсли возводит очи к небу, будто удивляясь беспросветной тупости Гарри Поттера, а Северус закрывает глаза ладонью. Проведя еще десять мучительных минут в борьбе с собственной совестью, я сдаюсь:

— Ладно, ХОРОШО. Но если с Тедди что-нибудь случится…

— Ничего с ним не случится, — улыбается Кингсли. – У него папа – Гарри Поттер.

— Вот почему за ним и нужен глаз да глаз, — бурчу я, прежде чем аппарировать с Тедди в Паучий тупик.

Через некоторое время за нами следует и Северус.

Ночью я не могу уснуть. Все сижу и смотрю на сладко сопящего Тедди, а в моей голове бьется одна лишь безумная надежда: «Вдруг обойдется?»

Когда Тедди в четыре часа утра внезапно перекидывается и выскакивает в распахнутое настежь окно, я понимаю, что основная моя проблема по жизни – недостаток чудес в организме.

Я едва успеваю растолкать Северуса и схватиться за метлу, еще вечером присланную мне Гермионой. Когда мы – я на метле и Северус без метлы – летим за Тедди, с трудом выслеживая его с помощью чар в темноте, мне кажется

Глава 17


Мы летим долго, и я уже начинаю волноваться за Гарри, мертвой хваткой вцепившегося в рукоять метлы. Ночью довольно прохладно, я опасаюсь, как бы от постоянного встречного ветра он не заболел. Тедди мелькает внизу, указываемый нам яркой звездочкой чар – он мчится так быстро, как обычно не бегают создания из плоти и крови.

— Летать на самом деле здорово! – несмотря на ветер, от которого даже дышать трудно, кричит мне Гарри. – Это совсем не похоже на квиддич!

— Рот закрой, связки простудишь! – отзываюсь я, пытаясь не отвлекаться от контролирования полета.

Раньше это было куда сложнее, а сейчас мне достаточно не смотреть вниз. Наверное, проснувшееся наследие помогает мне…

— Ты крыльями машешь, Северус!

Поднимаю глаза вверх – на самом деле, крылья, которые я до сих пор прятал, развернулись и мерно вздымаются, помогая мне.

— Я похож на взлетевшую курицу, — ворчу я себе под нос, но Гарри слышит меня:

— Не на курицу! На ворона! На сильную, красивую птицу! – Гарри делает опасный кульбит и продолжает, перекрывая свист ветра в ушах: — Следить за снитчем во время матча — совсем не то!

— Связки простудишь, лечить не стану! – ору я в ответ и устремляюсь вниз, заметив, что яркая звездочка-Тедди практически остановилась в своем движении.

Когда мы приземляемся, Тедди еле ковыляет на слабых лапках по траве вперед, к черному в темноте озеру. Гарри со стоном жалости пытается помочь ему, но я мешаю: раз сказано – сам, значит, сам.

Тедди буквально на брюшке доползает до воды, делает пару глотков и засыпает, даже не приняв человеческий облик. Вот теперь мы разворачиваем бурную деятельность – Гарри сдергивает легкую куртку, укладывает на нее мальчика и относит под ближайшее дерево, где его не потревожит даже легкий ночной ветерок.

— Я так за него волнуюсь, — говорит Гарри, когда мы уже отдыхаем от трудов праведных. – Он же совсем маленький…

— Ты ведешь себя, как курица-наседка. Он достаточно силен и взросл, если его выбрали богом волков, — отзываюсь я. – Черт, вокруг последнее время столько странностей творится, что я уже запутался.

— А… Северус, я есть хочу, — жалобно тянет Гарри. – Я даже палочку не взял, так торопился, молчу уже про еду.

— Сейчас что-нибудь придумаю…

Я шарю по траве, точно зная, что в ней должно оказаться то, что я ищу. Я видел листья, значит…

— Северус, этим даже птичку не накормишь, — заявляет Гарри, глядя на две найденные мной земляничины. – Ну, разве что очень маленькую птичку.

— Мистер, вы забываетесь, — хмыкаю я, проводя ладонью над ягодами.

Гарри, открыв рот, смотрит, как две крохотные землянички растут у меня в ладонях, становясь размером с крупное яблоко. Он хватает одну и с наслаждением запускает в нее зубы:

— Круто! Правда, я предпочел бы, чтобы они были размером с тыкву…

— Возьми еще одну, — предлагаю я, не сводя взгляда со стекающего по подбородку и дальше по шее земляничного сока. – Я не голоден.

Разумеется, я голоден, но вид Гарри, с таким удовольствием вгрызающегося в ягоды, отбивает всякий голод, кроме одного… Как же мне хочется провести языком по этой запачканной соком шее, собирая каждую капельку, а потом прильнуть к губам Гарри поцелуем и…

Гарри, наверное, не замечает в темноте, как мои глаза горят дьявольским огнем – как же я его хочу!

— Интересно, а вода теплая? – неожиданно спрашивает Гарри, глядя на переливающуюся в лунном свете гладь озера.

— Даже не думай, — категорически отрезаю я. – Ты не знаешь, что скрывается под водой.

Но Гарри разве слушает? Он преспокойно раздевается, заставляя меня буквально пожирать глазами его ладное, молодое тело.

— Пойдем, — Гарри возбужденно приплясывает голыми пятками по влажной от ночной росы траве. – Пойдем, поплаваем.

— Ни за что, — наотрез отказываюсь я. – Я не какой-нибудь дельфин, мистер Поттер.

— Ну, пойдем, без тебя будет не то, — надувает губы Гарри.

Я решительно мотаю головой. Не говорить же ему, что я не умею плавать!

Гарри, оставив попытки расшевелить меня, уже мчится к воде. Вскоре я имею удовольствие наблюдать, как он плещется, фыркая и брызгаясь. Впервые вижу, чтобы так заразительно купались – мне даже хочется скинуть глухую черную мантию, которую я нацепил, чтобы не продуло во время полета, и тоже поплавать в лунном свете и черной воде. Гарри плавает, как рыба – и ему даже не нужны никакие жабросли, чтобы я считал его полноправным обитателем водной среды.

— Северус! – раздается вдруг отчаянный вопль. – Помоги!

Я вздрагиваю, фокусирую рассеянный взгляд и вижу, как Гарри судорожно молотит ладонями воду, то всплывая, то вновь скрываясь из виду. Первой мыслью, пронзившей меня, было: «Судорога!».

— Только бы успеть, только бы успеть… — бормочу я, срывая на бегу рубашку, мантию и выскакивая из брюк. – Гарри! Держись!

Едва ступив в воду, я едва не ухожу с головой: под берегом сразу начинается глубокое место. Неумело, как сброшенный в воду щенок, плыву туда, где бьется Гарри.

«Сам утону, но тебя спасу», — проскакивает в голове мысль.

Что же это за мания спасать Поттера такая?

Я успеваю порядочно нахлебаться, но все-таки добираюсь до Гарри и крепко хватаю за талию. И только теперь понимаю, что стою на относительно мелком месте, а маленький гаденыш… смеется?

— Видел бы ты себя, — хохочет Гарри. – Обманули, обманули.

— Дерзкий мальчишка, — выдыхаю я со смесью раздражения и облегчения. – Я тебе еще припомню…

— Ладно тебе, — Гарри, как дельфин, плавает вокруг меня кругами. – Как еще затащить Северуса Снейпа в воду? Я хотел с тобой поплавать.

— Да не умею я плавать! – огрызаюсь я, уже отходя от гнева.

Гарри только брызгается и хохочет, ныряя и щекоча мне икры. От неожиданности я поскальзываюсь, и через мгновение, мокрый и разъяренный, сам набрасываюсь на Гарри, заставляя его окунуться.

Мы долго фыркаем и плещемся, и я уже не испытываю таких отрицательных эмоций, как на берегу. Тем более Гарри, мокрый, с капающей с волос водой, в лунном свете выглядит, как высшее существо. Да и он сам так смотрит на меня, что я начинаю забывать о собственном уродстве.

— Гарри… — закончить мысль я не успеваю – горячие, влажные мужские губы затыкают мне рот.

Его руки всюду – они гладят мои плечи, грудь, стряхивая капельки воды. Дерзкий и невероятно ласковый язычок дразнит меня, то ускользая, то снова доводя почти до полуобморочного состояния своими прикосновениями.

— Ну, чего ты хочешь? – задыхаясь под неумелыми, но искренними ласками, шепчу я. – Ты же знаешь, я для тебя губителен…

— Северус… — умоляюще шепчет Гарри, обвивая меня руками.

Я сцеловываю с его язычка рокочущие звуки моего имени:

— Из твоих уст мне приятнее это слышать. Не то, что Волдеморт: «Сэ-вэ-рус, мой покойный слуга…»

Гарри хохочет:

— Оговорка прямо по Фрейду, — и тянет меня на мелководье.

Пока мы идем, пробиваясь через толщу воды к берегу, я все еще мучительно пытаюсь придумать, как отсрочить близость. Все-таки я опасен для него…

Но вид мышц, перекатывающихся под влажной кожей, обтянутые мокрыми плавками ягодицы, капли на бледно-оливковой коже…

Мы кусались или целовались? Я не помню. Я вцепляюсь в Гарри так, как не цеплялся и за саму жизнь. Я провожу языком по влажной шее, чудом сохранившей земляничный привкус. Я прикусываю его соски, заставляя восторженно охнуть и податься ко мне. И когда вхожу, врываюсь в него, это настолько правильно, настолько хорошо, что мне удается забыть и про крылья, и про наследие, буквально запрещающее мне ощущать радости плоти… Я думаю только о том, кто распластался подо мной, на влажной, сочной траве, принимая все, что я могу и хочу ему дать…

— Северус, — вяло шепчет Гарри сразу после того, как я изливаюсь – предусмотрительно на траву.

— Что, мой хороший? – я, все еще разнеженный, провожу пальцами по щеке мальчишки.

— У меня голова кружится…

В следующий момент Гарри теряет сознание.

Этот ад никогда не кончится…

Глава 18


Кто решил вскипятить море?

Я качаюсь на жарких волнах, набегающих удушающей зыбью на мое разгоряченное тело. Будто медузы облепили меня – и жалят, заставляя болезненно вздрагивать.

— Мне больно, — бормочу я, и слышу в ответ:

— Потерпи, скоро будет легче. Потерпи.

Что-то мерзкое на вкус, жесткое и угловатое проходит в мое горло, и я начинаю задыхаться, а потом меня рвет. Долго, мучительно рвет. Больно, БОЛЬНО! Такое ощущение, что жизнь уходит, заменяясь невыносимой горечью и болью, а потом…

Потом приходит свет.


* * *

Я все еще качаюсь на волнах, но чувствую себя куда лучше. Осторожно открываю один глаз, второй, и через некоторое время неопределенности понимаю, что лечу. В сильных цепких руках.

— Северус? – слабо зову я.

— Очнулся, — выдох явного облегчения заставляет уголки моих губ дернуться в некотором подобии жалкой улыбки. – Гарри, что болит? Ты видишь меня?

Поднимаю глаза: на меня внимательно смотрят два агата. Огромные крылья раскинуты по воздуху, изредка лениво приподнимаясь.

— Я тебя вижу… А где моя метла?

— В моем кармане. Сильно уменьшенная. Но не советую лезть за ней сейчас.

— Почему? – возмущаюсь я. – Ты устал! Я могу и сам!

Северус возводит очи к небу:

— Гарри, разреши разъяснить тебе некоторые нюансы нашего положения. Ты был без сознания четырнадцать часов, тебя рвало кровью. Двенадцать из четырнадцати этих часов я вынужден лететь за Тедди и нести тебя на руках. Ты прав, я очень устал. И руки у меня не всесильные. Если ты неловко дернешься, я могу тебя и уронить, а вниз лететь очень долго. И даже если ты дотянешься каким-то чудом до моего кармана, проявишь чудеса беспалочковой магии и увеличишь метлу, то не сможешь лететь сам – ты слишком слаб. Так что заткнись, пожалуйста, и наслаждайся полетом.

Я невольно захлопываю рот и только скашиваю глаза вниз, чтобы следить, куда мы летим. Под нами раскинулось море зелени, и я даже без подсказок понимаю: лес. И внизу мелькает, то скрываясь, то появляясь снова яркая звездочка – мой приемный сын. Мой Тедди.

— Что это было? – спрашиваю я, когда мои глаза устают. – Было так жарко…

— Ты отравился, – лаконично отвечает Северус.

— Но мы же были осторожны…— пораженно шепчу я, ломая голову: как я мог отравиться?

— Слюной. Нам даже целоваться опасно, — следует мрачный ответ.

— И как же мы теперь..?

— Никак, — этот ответ еще мрачнее.

Я лихорадочно думаю: должен же быть выход! И когда я почти уже отчаиваюсь, в голове щелкает:

— Как я выжил тогда? Если отравился?

— Счастливое сложение обстоятельств. Во-первых, доза яда была небольшой. Во-вторых, после встречи с Нагини я решил перестраховаться и теперь всегда и везде ношу с собой безоар.

— Вот оно! – торжествующе восклицаю я. – Безоар! Это нам поможет!

— Не поможет, — почти рычит Северус. – Не от всех ядов спасает безоар, Гарри. И ты бы знал это, если б слушал на уроках!

— Не надо мне тут про уроки! – вскидываюсь я. – Старшекурсники говорили, ты иногда заставлял их пить собственные зелья, даже заведомо неправильные!

— Гарри! – рявкает Северус. – Да, я их заставлял! Не отрицаю! Но только те, от которых они не умрут и не превратятся ни в кого волосатого или четвероногого! И у меня всегда был под рукой безоар! Зато те, кто после собственного зелья проводили ночь в обществе Миртл, хотя бы начинали иногда заглядывать в учебник!

Северус устало моргает, не имея возможности потереть глаза, и тихо заканчивает:

— В школе я был готов ко всему. А ты меня очень напугал. Гарри, нам больше нельзя заниматься любовью.

Какой-то ужас наполняет меня, я даже не могу осознать в полной мере слова Северуса…

— Ты… Ты от меня отказываешься?

— Глупый, — фыркает Северус. – Я тебя не бросаю. Просто пока я не найду средства победить свой яд, нам нельзя даже целоваться.

— А как же тогда? – ком в горле мешает мне говорить.

— А вот так. Вместе, Гарри. Но без секса. Это же не самое главное для тебя?

Я поднимаю глаза и вижу, как Северус мягко улыбается. И эта улыбка, искренняя, не натянутая, бесконечно виноватая, покоряет меня. Конечно, не главное. Как он мог подумать? Я просто рядом, и буду рядом. Я знаю, мы с ним преодолеем эту напасть. Но только вместе.

— Я твой, — тихо шепчу я, точно зная, что Северус услышит.

Чувствую, что мы начинаем снижаться…

… — Отпусти меня! – рычу я, вырываясь из цепких рук Северуса. – Они же убьют Тедди!

Мы снизились как раз вовремя, чтобы увидеть, как Тедди, покорного и совсем несопротивляющегося, три здоровых оборотня ведут к статуе, установленной посреди поляны, залитой лунным светом. Только когда моего мальчика привязывают к этой статуе, а вокруг плотным оцеплением становятся ликантропы, он, наконец, понимает, куда влип и начинает мелко трястись.

— Братья! – провозглашает самый здоровый, а значит, самый главный оборотень. – Эта человеческая сущность была призвана Ликополисом, чтобы сделать его нашим богом. Он примет на себя нашу болезнь, он станет нашим господином и повелителем, если сможет пройти испытание города волков!

— Или станет неплохим обедом, — облизывается другой оборотень, и я бессильно прокусываю палец Северусу, зажавшему мне рот ладонью.

— Он справится, — шепчет мне на ухо Северус. – Он сильный. Он их бог.

Когда ликантропы режут ладони и сцеживают по несколько капель крови в бронзовую, явно очень древнюю чашу, я психую тихо. Но когда эту чашу подносят Тедди, и тот пьет, даже не спрашивая, что ему дают…

О, Северусу приходится приложить все усилия, чтобы я не кинулся с голыми руками душить этих отвратительных тварей, отнявших у меня сына! Чтобы я не стал грызть и кусать их, будто и сам – дикий зверь, чтобы я не устроил гигантскую гекатомбу за одну слезинку Тедди, который молча пьет кровь, зная, что если Ликополис не примет его господином, его убьют…

Статуя начинает дрожать и раздваиваться, а потом будто всасывает в себя Тедди… И тут у Северуса не хватает сил, чтобы удержать меня. Я кидаюсь к статуе и через мгновение оказываюсь в пустынном, мертвом городе. Сзади, как ангел мщения, с раскинутыми в стороны крыльями маячит Северус.

— Он туда побежал! – я несусь вслед за маленьким серым волчонком, чьи лапки оставляют крохотные следы в толстом слое пыли и песка, устилающем площади Ликополиса.

Я не успеваю опередить Тедди. Он добегает до установленного в центре алтаря и что-то хватает с него. Ворота Ликополиса открываются и я вижу, как стройные шеренги ликантропов входят в город волчьих богов…

Я тихо оседаю на землю: все кончено. Город принял Тедди. Город принял его.

Нас окружают оборотни, а у меня нет сил даже поднять руку, чтобы отбросить когтистые лапы, ложащиеся мне на плечи и вздергивающие вверх. Острые когти пропарывают мне футболку, раздирая кожу в кровь, но мне безразлично. Апатия и уныние наваливаются многофунтовым грузом – город принял Тедди. Он отнял у меня все.

— Борись! – слышу я, и два черных крыла закрывают мне обзор: это Северус врукопашную бьется с одним из оборотней, вздумавшим грубо схватить Тедди. – Это чары города! Тедди надо вынести из Ликополиса, слышишь? Тогда ворота закроются! Гарри, борись!

— Зачем? – вяло вопрошаю я.— Все кончено. Город принял Тедди.

— Гарри, бери мальчика и беги! Я прикрою! – Северус разбивает кулак в кровь, а еще один ликантроп, бессильно воя, прикрывает лапами разбитую морду. – Беги, я сказал!

Стряхиваю с себя оцепенение и сгребаю в охапку несопротивляющегося волчонка, все еще сжимающего в зубах древний серебряный медальон, местами уже основательно почерневший, и бегу к воротам Ликополиса, туда, откуда еще идут последние, припозднившиеся оборотни.

Я не помню, как бегу. Спотыкаюсь, едва удерживаю равновесие, но бегу, и вот уже близко вычурная решетка… Я последним усилием выбрасываю Тедди из ворот, и он пропадает где-то в другом измерении, а чугунные решетки вздрагивают и с ужасающим грохотом начинают закрываться.

— Северус! – вспоминаю я. – Северус, где ты?

— Беги! – еще один оборотень бессильно воет, пока Северус ломает ему шею безжалостными руками. – Беги, Гарри! Я остаюсь! Я прикрою!

Ну, нет. Я бросаюсь к нему и хватаю за руки, и тащу, волоку к медленно закрывающимся воротам, отпихивая бросившихся вслед ликантропов. Никто не вернется назад, кроме меня и Тедди. И Северуса.

— ААА! – дикий крик боли раздается, когда захлопнувшиеся ворота зажимают крылья Северуса, который не успевает их спрятать. – Гарри, беги!

Я не успеваю ничего ни сказать, ни сделать, Ликополис тает, исчезают ворота, а вместе с ними исчезают роскошные черные крылья, и я, рывком обняв своего мужчину, понимаю, что по его спине рекой льется густая кровь, в полуночном свете кажущаяся почти черной.

Мерлин всемогущий! Северусу оторвало крылья!

— Беги, — серыми уже губами шепчет Северус и обмякает на моих руках.

Кровь хлещет под моими пальцами. Если ее не остановить, Северус…

Я аппарирую нас к Невиллу. Он Ангел. Он должен помочь…




* * *

Немного не рассчитав, я чуть не приземляюсь на голову Луне, и та тихо сползает в обморок от вида изломанного тела на моих руках.

— Невилл! – несется мой крик по дому. – Невилл! Помоги!

Силы небесные, а что, если Невилла нет дома? Что, если он не успеет?

Отнимаю у очнувшейся уже Луны палочку. Укладываю Северуса на ковер и сдираю с него мантию, разрезая на кусочки с помощью Секо. На его спине зияют рваные раны, похожие на те, из которых росли его крылья…

Только нет больше крыльев. Нет крыльев.

И я не знаю, как его спасти.

Я останавливаю кровь, а Невилл все не идет. Я пытаюсь привести Северуса в сознание, а Невилла все нет. Когда он все же появляется, я уже нахожусь на грани истерики:

— Спаси его! – вцепляюсь я в Невилла, едва он, разбуженный Луной, прибегает в комнату. – Я знаю, ты Ангел, ты можешь!

— Ангелам нельзя лечить нефелимов, — напоминает Невилл, а я просто захлебываюсь горечью:

— Он умрет?

— Все когда-нибудь умрут, — следует ответ. – Гарри, тут уже ничего не сделать. Он уходит. Отпусти его.

Я падаю рядом с Северусом на колени и переворачиваю его, приподнимая голову. Его лицо, до сих пор мертвенно-белое, уже сереет. Кровь не идет из ран – такое ощущение, что она вся вытекла.

— Невилл, умоляю тебя, — обессилевшим от горя голосом шепчу я. – Мне без него мира не надо.

— Я не могу, Гарри. Правда, не могу… — Невилл искренне расстраивается, и я ему верю.

Но Северусу это не поможет…

И вдруг я так ясно понимаю, что его больше не будет… Не будет наших волшебных ночей, не будет объятий, не будет дружеских подтруниваний над моим знанием Зелий, не будет Северуса…

Его больше не будет…

— Нет, — срывающимся голосом кричу я. – Не уходи! Эннервейт! Эннервейт!

Тело Северуса подбрасывает в воздух, как тряпичную куклу, но он не приходит в себя. Я в отчаянии обнимаю его и кричу первое, что приходит мне в голову:

— Я люблю тебя! Не уходи! Я тебя люблю!

Никакой реакции.

И я уже перестаю верить в чудо, и только поскуливаю от отчаяния и боли, сидя с мертвым Северусом в объятиях на пропитанном кровью ковре, когда мои пальцы, касающиеся еще страшных ран, начинает вдруг щекотать. Я сначала не верю своим ощущениям, и только покачиваюсь взад-вперед, не в силах даже разрыдаться, но щекотка становится все сильнее, и когда я заставляю себя снова взглянуть на израненную, искалеченную спину Северуса, обмираю. Между моих пальцев прорастают нежные, невесомые перья. Белые, ангельские перья.

— Он все знал… — пораженно шепчу я, прежде чем облегчиться слезами. – Он знал. Дамблдор был прав…

А крылья все растут. Неудержимо.

И я вдруг верю, что все у нас будет хорошо.

@темы: фанфики, слеш, "Tenebrosi decemiur"

---

Название: Tenebrosi decemiur
Автор: O_ossus Totalus
Бета: _Vikky_
Фэндом: Mир Гарри Поттера
Статус фанфика/перевода: завершен
Размер: макси
Глав: 19
Предупреждения: слэш
Жанр: AU/ Любовный роман
Рейтинг: NC-17
Главные герои: Гарри Поттер, Северус Снейп
Сюжет: Смешно и горько быть твоим - паук попался в паутину. Лишь тот проснется нефелимом, кто был хранителем плохим.

Глава 1-5

lychia.diary.ru/p187316947.htm

Глава 6-11

Глава 6

Я сижу в библиотеке, в самом темном ее углу, накрывшись мантией-невидимкой и с книгой на коленях. Сижу уже долго, но не уверен, что запомнил хотя бы название тома, вслепую выхваченного со стеллажа. Мои мысли умчались куда-то, оставив на губах жар и привкус абсента.

Билл как-то рассказал мне, что бывает поцелуй и бывает Поцелуй. Тот, который запоминается так, будто его выжгли в душе и памяти каленым тавром. Все в жизни течет и меняется, но Поцелуй помнишь всегда. Даже когда память уже отказывается рисовать тебе картины прошлого.

И не обязательно этот Поцелуй должен быть первым. С Чжоу я вообще ничего не чувствовал – мне даже неудобно как-то было. Джинн меня сама целовала, первой, а у меня после оставалось какое-то неприятное ощущение в душе и желание вытереть губы ладонью.

То, что случилось у нас со Снейпом…

Это был ядерный взрыв.

Это было Круцио, мучающее душу, а не тело.

Это…

Держу пари, он никогда не целовался. И сейчас он точно не в меньшем замешательстве, чем я. И скорее всего, уже проклинает и себя, и меняю Гораздо проще было дать мне пощечину…

Я полыхаю так, будто сижу не в библиотеке, а в пустыне Сахара под каким-нибудь баобабом. Не знаю, что меня больше смущает: то, что я целовался с мужчиной или то, что я целовался со Снейпом?

Я давно уже понял, что мужчины привлекают меня больше женщин. Поэтому разрыв с Джинни я пережил спокойно: у нас ведь даже не было ничего такого, если не считать поцелуев.

Касательно личности мужчины…

Черт возьми, он язва, угрюмый, неразговорчивый, язвительный, желчный, он отгораживается от мира слоями одежды, никогда не улыбается, он ненавидит Гриффиндор, никогда не моет голову и еще он Упивающийся. Но черт меня побери, если Снейп не мой ангел-хранитель. В школе я был очень несправедлив к нему: единожды он поставил меня на место и вот уже на Снейпа стали сваливаться все наши беды. А ведь сколько раз он меня спасал и не получил даже «спасибо» — я продолжал ненавидеть его. И за что? Мне действительно нужно было прочитать учебник перед занятиями, и ничего такого не было в замечании преподавателя. Я же не начинал ненавидеть МакГонагалл, когда вместо табуретки у меня получался трубкозуб, или вместо хрустального бокала – обтянутое пушистой шкуркой нечто?

Снейп берег меня, ненавидел, но берег. А я даже не поблагодарил своего ангела-хранителя. И сейчас боюсь выйти и показаться на глаза ему, выслушать обличительную речь, насмешки, а еще хуже, если он теперь укажет мне на дверь – нам с Тедди нельзя передвигаться до новолуния, только в новолуние мы можем не опасаться подавленных ликантропов.

Закрываю глаза ладонями, начиная покачиваться из стороны в сторону. Мама, мама, прости!

Я хочу еще…


Глава 7


Иногда я рад, что мне есть, куда сбежать. Лаборатория – моя святая святых – благодушно встречает меня ароматами трав и ягод. Разгром тут полнейший – хватит грубой работы рукам, чтобы отвлечься.

Котел с запоротым зельем расплавился. Зелье схватилось в камень – мне пришлось удалить кусок пола вместе с котлом и только потом нарастить паркет заново. После серий Репаро колбы и реторты снова оказываются на моем столе. Но мне мало: я кипячу воду в большом котле, выгребаю все пустые пробирки и начинаю их перемывать.

Намылить, протереть, обмыть. Сверкающая хрустальная батарея выстраивается на столе.

Я провожу ревизию в шкафу с зельями, переставляя их сначала по алфавиту, потом по назначению и уже под конец – по составу. Но мне мало. Не удовлетворившись, переставляю первую полку по цвету, вторую – по году изобретения, а третью – по вкусу.

Когда я разбираю четвертую полку с зельями, понимаю, что все равно не сбегу от своих мыслей. Начинаю чистить котлы вручную. Купленная Поттщером палочка без дела лежит на столе. Бедняга Поттер – смерть Олливандера подкосила его. С другой стороны, кто мог знать, что Поттер решится ради меня на ТАКОЕ? Даже если мальчишка был не в курсе существования Кодекса, он мог бы поостеречься нарушать закон. Совсем Министерства не боится.

Но я буду, буду пользоваться палочкой, чтобы смерть гениального мастера не осталась напрасной.

Лаборатория сияет. И я волей-неволей возвращаюсь в мыслях к тому поцелую.

Я ведь никогда и ни с кем не целовался, и точно был уверен, что целоваться со мной захочет разве что жаба. И поэтому мне трудно отойти от осознания того, что Поттер действительно ХОТЕЛ поцеловать меня. Может, это произошло под влиянием момента, я не знаю. Но, ни отвращения, ни вины я не чувствую.

У меня такое ощущение, будто тело запомнило, как я прижимал к себе Поттера, блокируя его хаотичные движения. Это тело было создано для того, чтобы я обнимал его: два кусочка паззла, сложившегося неожиданно для нас обоих. Его губы не были ни жадными, ни жестокими: скорее робкими и просящими…

Он ХОТЕЛ поцеловать меня. Не знаю, зачем, но хотел.

Я слышал сигнал Охранных чар библиотеки, едва вошел в лабораторию, но не спешу туда. Пусть Поттер прячется сколько угодно, думает крепко и долго, и даст небольшую отсрочку мне: наведу порядок в голове.

Только когда солнце опускается, я начинаю нервничать. Занятый Шекспиром волчонок тоже подает признаки беспокойства: все кидает красноречивые взгляды на библиотеку, хоть и не решаясь сказать.

Когда мальчик засыпает в обнимку с книгой, я иду в книгохранилище. Накладываю Заглушающие – мало ли, Поттер захочет устроить скандал.

— Поттер, ты тут? – зову я его, но темнота не отзывается. – Снимай мантию, поговорить надо.

Молчание.

— Я не собираюсь брызгать слюной и топать ногами. Всего несколько вопросов. Пожалуйста, — выдавливаю я из себя.

Ага, я замечаю, как темнота в дальнем углу зашевелилась. В два прыжка оказываюсь рядом и срываю с Поттера мантию-невидимку: тот сжимается в комочек. Ставлю его на ноги, он опускает голову:

— Этогобольшенеповторится, — бормочет он быстро-быстро, гипнотизируя взглядом пол. – Простите меня.

— Жалеешь? – вырывается у меня, и Поттер заливается краской:

— Да… Нет… Не знаю…

И в этот момент кто-то выключает мой контроль.

В себя я прихожу, когда уже прижимаю мальчишку к стене. Я жадно и грубо целую его, кусая тонкие податливые губы, оставляю метки на шее, мои ладони задрали ему футболку и легли на обнажившуюся талию. Глаза Потера крепко закрыты, в уголках собралась влага.

«Что ты делаешь, Северус, ты же насилуешь мальчишку!», — вякает мой рассудок и затыкается.

Я не могу от него оторваться. Я ему покажу, как жалеть о поцелуе со мной! И пусть он три дня не сможет нормально есть из-за опухших губ: мое!

К черту самоконтроль.

К черту его схожесть с ненавистным Джеймсом.

К черту зеленые глаза, не дававшие мне покоя столько лет и напоминавшие о призраке женщины, которую я не мог и не умел уберечь от гибели.

Только Поттер, который не отталкивает меня, который вцепился мне в рубашку так, что воротник уже трещит, который уже на ногах не стоит: я держу его куда крепче. Он не отвечает на мои полу-укусы, но я знаю, ему не противно: просто он боится, что я очнусь и перестану.

Откуда я знаю?

Просто знаю.

Мое.

— Мое, — рычу я, впиваясь поцелуем в его истерзанные губы. – Поттер, ты жалеешь? Жалеешь, скажи?

— Нет, — тихий писк Поттера только распаляет меня.

— Громче, — и я снова впиваюсь зубами в шею, опасно близко от лихорадочно бьющейся жилки.

— Се-вер…

Мое имя из этих развратно опухших губ добивает меня: во мне что-то взрывается, опаляя жаром, и я чуть не краснею, понимая, что сейчас от поцелуев, как мальчишка…

Наконец, заставляю себя отпустить Поттера. А зря: он стекает по стене, глаза закрыты, губы едва шевелятся, и я разбираю: «Се-ве-рус…»

— Ты в порядке? – поднимаю мальчишку с пола, стараясь не причинить ему боли. – У тебя губа прокушена, прости.

Он распахивает глаза, и в этих зеленых лесных озерах я вижу столько всего, что просто захлебываюсь: вот-вот меня мысленно канонизируют или наоборот, проклянут и сошлют в ад.

— Вау, — выдыхает Гарри. – Вау. Еще.

Меня просить долго не надо: я беру его за руку и отвожу к столу, за которым я обычно читаю. Сажаю на стол, чтобы мне было удобнее дотягиваться, и снова целую его опухшие губы: уже нежно, чтобы не причинить боли. И с ужасом понимаю: я бегу, несусь вниз по обледеневшей горке, и чтобы не упасть и не разбиться о лед, мне приходится бежать еще быстрее, к пропасти, ощерившейся клыками скал. И в пропасти этой моя гибель и прощение мое.

Глава 8


На жестком полу неуютно и холодно, но иначе никак – Тедди сопит на диване. Снейп… Северус предлагал наколдовать кровать, но я отказался: после нашего библиотечного безумия я боюсь и глаза поднять на него.

Едва я думаю о том, что он может пожалеть обо всем, как в животе скручивается тугой клубок ужаса. Целоваться с ним было так хорошо, так правильно, что у меня и в мыслях не было вырываться. Ноги будто исчезли: так бывает, когда долго сидишь, подогнув их под себя, а потом резко встаешь – ватные конечности не держат, подгибаются в коленях, и какой-то ужас охватывает: отнялись. И какое мазохистское удовольствие доставляет покалывание, когда кровь снова начинает поступать в отсиженные ноги!

У меня такое ощущение, что мы со Сне… с Северусом душу отсидели. И туда перестала поступать не кровь, а что-то… Не знаю. Отнялась у нас душа, пока старшие дядьки и тетьки решали за нас, как жить и за что умирать. Когда у меня умер Сириус, а у него – моя мама.

Я никогда не забуду тот момент из воспоминаний, когда Северус держал мертвую маму в объятиях и безмолвно кричал, проклиная этот мир и, в частности, Волдеморта.

Чертчертчерт, не могу уснуть. Переворачиваюсь с боку на бок, одеяло сбилось, простыня, расстеленная прямо на ковер, пошла складками. Губы саднят, несмотря на заживляющую мазь, выданную мне Сне… Северусом. Мы остановились, только когда у него тоже пошла кровь из потрескавшихся губ. Мне казалось, сердце мое остановится, едва он отойдет дальше, чем на пять дюймов.

Но я выжил. Глупо это. Люди не умирают от такой ерунды.

Рассохшийся диван скрипнул – я бдительно вскидываюсь, нашариваю очки, подслеповато щурясь в темноту, но не вижу ничего особенного. Предутренние тени прячутся по углам от первых лучей рассвета, одеяло на полу… Что?

— Тедди! – меня будто пружиной подбрасывает с моего неудобного ложа. – Тед Ремус Люпин!

Тедди не отзывается. Моего приемного сынишки нет в комнате.

От вспыхнувшего света глаза слезятся и болят. Мечусь по дому, разыскивая Тедди – тщетно. Ни в туалете, ни в ванной, ни даже в библиотеке я его не нахожу. Отчаявшись, поднимаюсь прыжками в спальню к Северусу – на него вся надежда.

Северус спит, разметавшись на кровати – заживающие уже губы приоткрыты, одеяло сбилось, открывает обнаженную грудь, испещренную старыми, белыми шрамами. Одна рука свисает с кровати, другой он обнимает подушку. Так жалко будить его, уставшего, но выбора нет.

— Северус! – я легонько трясу его за плечо. – Северус, проснись!

— Гарри… — сонное бормотание прерывается шмыганием, и тут меня бесцеремонно обхватывают рукой за талию и втаскивают под одеяло. – Гарри…

Замираю на мгновение – какое-то тепло охватывает меня, неловко лежашего у Снейпа на груди, а потом я отхожу от умиления и снова начинаю трясти мужчину:

— Северус, да просыпайся ты! – нет ответа.

Делать нечего. Прости меня, Северус…

— Сопливус, подними свою тощую задницу с кровати! – кричу я в отчаянии.

— А я ведь все слышу, — угрожающе рычит Северус, не открывая глаз.

— Все-таки разбудил, — выдыхаю я с облегчением.

— Еще бы. Скачете тут, как конь на водопое. Что случилось, мистер Поттер?

— Тедди пропал! – у меня уже голос срывается. – Тедди нигде нет! Опять этот Зов! Помоги, умоляю тебя!

— Отставить истерику, — Северус рывком поднимается с кровати и скрывается в ванной так быстро, что я успеваю лишь увидеть, как от резкого движения у него с бедер сползают пижамные штаны, открывая узкую полоску черного белья.

Меньше, чем через минуту он появляется снова – с волос каплет вода, лицо мокрое.

— Пошли, — он тянет меня за собой, даже не одевшись.

Мы выходим из дома – палочки наготове. Бледная луна завернулась в тучи и еле светит. Яркий Люмос Северуса разгоняет бледнеющие тени.

— Гарри, может, ты все-таки расскажешь мне правду? – шепчет Северус, выискивая взглядом малейшее шевеление кустов. – Я в жизни не поверю, что высокоорганизованные оборотни вот так просто третий день сидят по кустам и выжидают, кода же у мальчика случится приступ. Ты сколько угодно можешь врать, но вряд ли тебе удастся убедить в такой ерунде человека, который почти двадцать лет добивался должности преподавателя Защиты от темных искусств.

— Я правду тебе сказал! – обороняюсь я. – Стой, что там?

Не успеваю даже заметить движение палочки Северуса:

— Авада Кедавра! – шлепок упавшего на землю тела заставляет меня вздрогнуть.

Я бросаюсь к упавшему на землю серому зверю, оттаскиваю тушу и уже через мгновение прижимаю к себе зареванного Тедди, бьющегося в судорогах страха. Северус внимательно смотрит на волка, на меня, на Тедди, и я вижу, как его лицо искажает ярость – таким взвинченным я видел его, только когда он угрожал налить мне Веритасерум в тыквенный сок.

Спасаясь от вопросов, уношу брыкающегося Тедди в дом, молча принимаю из рук Северуса, чуть ли не звенящего от гнева, успокоительное, силой пою мальчика зельем и когда тот засыпает, виновато поворачиваюсь к мечущему гром и молнии мужчине.

— Поттер, — шепотом, не предвешающим ничего хорошего, тянет Северус. – Сегодня не полнолуние. И оборотень, умирая, превращается обратно. Скажи правду.

Зажмуриваюсь так, что перед глазами собираются звезды, и мотаю головой.

— Скажи лучше, — повышает голос Снейп. – Я ненавижу, когда мне врут. И ты это отлично знаешь еще с Хогвартса.

Снова мотаю головой. Северус подходит к двери, распахивает ее настежь и указывает в пробуждающийся день:

— Убирайся тогда. Что ты глазами хлопаешь? Давай, давай, собирай манатки и убирайся. Я не люблю лжецов, и уж точно Веритасерум на тебя переводить не намерен.

Покорно встаю и плетусь в ванную – за еще не высохшими запасными брючками Тедди. Северус молчит, скрестив руки на груди и прислонившись к стене. Он молчит, пока я долго их складываю и уменьшаю, пряча в карман, молчит, пока я тщательно упаковываю палочку в футляр, сам не зная зачем…

От боли и обиды у меня в горле встает ком, и я, как ни сглатываю, не могу от него избавиться. Подняв Тедди на руки, я шагаю к дверям, и тут же у меня из рук вырывают безвольное тело ребенка.

Оцепенев, смотрю, как Тедди укладывают на диван – осторожно и бережно. Я не думал никогда, что руки Снейпа способны на нежность, но вот убеждаюсь. Те же самые руки берут меня за запястья и тащат наверх. Покорно переступая ногами, следую за Северусом: мне все равно, что он сделает со мной, лишь бы не выгонял. Я просто этого не переживу.

Сидя в углу, наблюдаю, как Снейп скрывается в ванной и снова выскакивает через минуту, едва ополоснув лицо. Как с ребенка, он снимает с меня рубашку и брюки, заворачивает в одеяло и сажает себе на колени.

Меня начинает колотить нервная дрожь. Уж слишком быстро меняется настроение Северуса – из огня, да в полымя. Нестабильный он какой-то.

— Это я-то нестабильный? – я ощущаю легкую щекотку в мозгах и не успеваю даже возмутиться. – Я не собираюсь выколачивать из тебя правду, Гарри. Только я и помочь не смогу, если не буду точно знать, что происходит с мальчиком. Скажи.

Мотаю головой, едва удерживая в себе рвущуюся наружу правду.

— Не доверяешь, значит… Сходить за Веритасерумом? Только учти, тебя тошнить от него будет всю ночь.

Молчу.

— Я же все равно узнаю, Гарри, — сильные руки стискивают мой кокон, слегка поглаживая, и я умираю от того, что через одеяло ничего не чувствую. – Я тебя привяжу к кровати и буду поить Веритасерумом через воронку. Хочешь?

Зажмуриваюсь, прикусываю язык и изо всех сил молчу.

— Значит, вот как ты доверяешь своему ангелу-хранителю, Поттер, — голос Северуса мгновенно холодеет. – Значит, притащиться ко мне домой ты можешь, а правду говорить не желаешь. Что ж. Заслужил, не спорю. Пойду-ка я за Веритасерумом.

Удивленно распахиваю глаза:

— Откуда ты знаешь про ангела-хранителя?

— Тедди куда откровеннее тебя, знаешь ли, — коротко отвечает Северус. – Так будем признаваться, или нет?

— Оборотни не напали пока, потому что Тедди не хочет, — обреченно выдыхаю я. – Он для них, как воплощение их земного бога, Ромула. Тедди пока сопротивляется, но Зов все чаще и чаще настигает. И с этим ничего нельзя сделать. Его зовет кровь. Он единственный рожденный оборотнем ребенок. Человеческий детеныш. Маугли. Он – их бог.

— Да с чего ты взял, что мальчик – воплощение кого-то там?

— Грейбека помнишь? – усмехаюсь я. – Когда Тедди первый раз услышал Зов, он ушел довольно далеко. Просыпаюсь ночью, не нахожу его, кидаюсь к Кингсли, тот ставит на уши всех авроров… Тедди был за милю от дома – в волчьем обличье. И Грейбек… Грейбек…. Он лизал ему лапы, понимаешь? Он валялся у него в ногах пузом кверху, как щенок, и поскуливал от удовольствия. Тедди долго не мог придти в свой нормальный вид, он кусался и бил меня лапами… Хорошо, что на мне была толстая куртка. А Грейбек… Он совсем озверел. Кинулся на Кингсли.

— И?.. – Северус напряженно следит за каждым моим словом.

— Сектумсемпра, — шепчу я, обмякая. – Я вспомнил только про Сектумсемпру.

— Мальчик видел? – звенящим голосом спрашивает Северус, стискивая меня в руках.

Отрицательно мотаю головой:

— Нет, Кингсли уже аппарировал с ним. Я выбил из Грейбека рассказ про Ромула, а потом превратил заклинанием в фарш. Понимаешь? Я убил, я сознательно убил!..

Задыхаюсь от нахлынувших воспоминаний, меня колотит крупной дрожью. Как вспомню эту лужу крови и труп, ужасный, мерзкий труп…

— Кингсли прикрыл меня, меня не посадили. Но с той ночи Тедди слышит Зов все чаще. Когда Зов станет сильнее, чем память о людях, когда он будет мучить его и днем, и ночью, Тедди окончательно выберет звериную плоть. И я могу сколь угодно выслеживать его по лесам и болотам: если волчий бог захочет уйти, он уйдет. Если он уйдет, оборотни либо проведут инициацию и выберут его своим господином, либо… Они просто высосут из Тедди всю кровь. Всю. Северус, он все, что у меня осталось от нормальной жизни.

— И чего ты пытался добиться, не рассказав мне правды? – мягко спрашивает Снейп, прижимая мое конвульсивно дергающееся в ознобе тело к груди. – Представляешь, если бы я начал поить мальчика каким-нибудь зельем, не узнав причины? Все, хватит трястись, успокойся.

— Ты не представляешь, как тяжело было скрывать правду, — стуча зубами, выговариваю я. – Это все равно, что не думать о розовом единороге. Ты все равно о нем думаешь! Распознавать твою легилименцию было очень трудно, и мне приходилось сутками не думать об оборотнях.. Северус, мне страшно. Он же ребенок. Я не могу связать его и посадить на цепь. Что мне делать?

— Сейчас – ложиться спать, — решительно приказывает Северус. – Утром подумаю. И если ты так будешь трястись, моя кровать станет вибромассажером. Успокоительного хочешь?

— Что значит «твоя кровать»? – таращусь я на Снейпа.

— Ну, я могу и на коврике у двери лечь, но сомневаюсь, что мои старые больные кости выдержат хоть одну ночь. Так что извините, мистер Поттер, придется вам потесниться. Я свободолюбив, могу во сне метаться, так что давайте к стеночке.

Северус выпутывает меня из кокона, силком укладывает в постель, укрывает одеялом. Пока он устраивается рядом, я стараюсь ближе прижаться к стене, только бы не касаться бедром его спины или того, что пониже. Но стена кажется обжигающе холодной, и долго я так не выдерживаю – двигаюсь ближе и сразу оказываюсь в плену рук.

— Я не могу, — бормочу я, пытаясь вырваться. – Я не могу, не могу…

— Да ты дрожишь, как осиновый лист, — рявкает Северус. – Еще отморозишь себе задницу. Тебе спину не жалко совсем, на полу спать? Будешь спорить, получишь Сомнум. Нокс.

Но я так и не могу уснуть. Время тянется мучительно долго. Я лежу, не шевелясь, и впитываю кожей тепло обнимающих меня рук. А мне всегда казалось, что он ледяной, как сосулька…

— Поттер, живо спать, — приоткрывает через полчаса один глаз Северус. – Не уйду я никуда. Из своей-то постели!

На этот раз подчиняюсь и проваливаюсь в сон.

Ромул мчится на мягких лапах по шелестящим под когтями рыжим листьям. Сверху за ним наблюдает Рем. Ремус. Ремус…

Глава 9


Притворяться спящим – не такая уж сложная работа.

Гарри поверил – и сопит под боком, теплый и успокоенный. А я заснуть не в состоянии: пока обнимаю его, точно.

Украдкой, как вор, откидываю одеяло. Глаза, привыкшие к полутьме подземелий, прекрасно различают все даже в полной темноте, а сейчас уже подступает утро. Любуюсь свернувшимся в клубок Гарри – во сне его коленки и локти прижаты к животу. Боится чего-то.

Будто почувствовав мои мысли, Гарри переворачивается на спину, разметавшись по кровати. Худой, какой же он худой… Не стройный, а именно худой…

Но это лучше, чем моя угловатая костлявость.

Он улыбается чему-то во сне: еще не до конца зажившие губы манят прикоснуться, но я держусь – пусть пока спит. Вон как реснички дрожат.

Одергиваю себя – Северус, да ты, никак, сопли розовые развел. Не к добру.

Мерлин, какой же красивый…

Не могу держаться дальше. Оперевшись так, чтобы нависать над Гарри, мягко целую его в губы.

Люциус как-то сказал мне, что в постели бывает два вида поцелуев: чтобы разбудить и «только не просыпайся!». Вот сейчас это было «тольконепросыпайся», но Гарри все равно распахивает мутные зеленые глаза и смотрит на меня, не узнавая.

Обнаглев до предела, решаю не останавливаться. Снова целую его, и не могу понять, почему Гарри отворачивается.

— Что не так? – охрипшим голосом спрашиваю я.

— У меня во рту помойка, — сообщает Гарри подушке, начиная извиваться в попытках выбраться.

Лучше б он этого не делал. Ниже пояса начинается настоящая революция. Гарри смотрит на меня ошалевшими глазами, переводя взгляд с невозмутимого (стараюсь, как могу!) лица на ставшие жутко маленькими трусы.

— Северус, — тихо зовет Гарри. – Пусти, Мне… эээ… срочно нужно в душ. Очень срочно.

— А если не пущу?

— Пожалуйста, — предпринимает еще одну жалкую попытку Гарри. – У меня все болеть будет.

«Победа!», — вопит мое подсознание.

Специально ложусь на Гарри, прижимая его к постели. Чувствую, как он стремительно возбуждается, и наслаждаюсь видом его красных щек.

Век бы так лежал.

— Северус, я не…

— А кто тебя спросит? – меланхолично тяну я, стаскивая с Поттера трусы.

Открывшийся взору вид меня радует до глубины души. Уж я знаю, чем тебя порадовать. Медленно провожу ладонью по напряженному стволу, извлекая капельку, ароматную, растекающуюся по головке капельку. Сильно пахнет мужским мускусом и желанием.

— Охх, — выдавливает Гарри, когда я глажу его бедра и, не удержавшись, целую выступающие косточки. – Северус, хватит. Я же не…

— Тихо, — бормочу я в темные завитки. – Потом будешь скандал закатывать. Ты так пахнешь, Гарри…

Кажется, зря я это сказал. Я даже сделать ничего не успеваю, как белая струя выплескивается мне на горло. Застываю в нелепой позе, как идиот – терпко пахнущая влага стекает по моей шее в ямку между ключицами…

Остановите момент. Кто-нибудь, выключите Вселенную.

— Я не хотел, — отчаянно краснеет Гарри, не понимая, почему я застыл. – Северус, мне очень нужно в душ. И тебе тоже.

— Мгхм… — я беру его ладонь и бесцеремонно помещаю себе пониже живота. – Кажется, я схожу с ума, мистер Поттер.

«Первый раз за сорок четыре года», — уточняет разум.

— Что мне делать? – шепчет Гарри, не в состоянии говорить.

— Сделай хоть что-нибудь… Ох!

Ладонь Поттера в моих трусах. Честное слово. Мерлин и Моргана, это пытка куда изощреннее Круциатуса!..

Я начинаю мысленно перебирать содержимое полок в своих шкафах, чтобы не опозориться перед мальчишкой. На пятьдесят восьмом флаконе (кажется, Оборотное без волоса), я не выдерживаю, и про Феликс Фелицис додумать не успеваю.

Взвинченные, раскрасневшиеся, вымазанные спермой – потрясающее зрелище.

— Я в душ, — поспешно ретируюсь я.

В закрытую дверь долетает:

— Просиди там больше минуты, Северус!

— Наглый мальчишка, — я сую голову под кран с ледяной водой. – Побыл бы на моем месте…

Весь день меня не отпускает накрывшее с утра ощущение. Ощущение незавершенности, незаконченности. Поттер бросает на меня стеснительные, но красноречивые взгляды, однако не подходит – после приступа Зова Тедди очень слаб и даже есть сам не в состоянии. Поттер лично варил ему кашу и кормил с ложечки.

Конечно, он не замечает, как я незаметно опорожняю пузырек снотворного в кастрюлю. Мальчику нужен отдых. Новолуние скоро, не стоит рисковать…

Тедди блаженно засыпает, измотанный борьбой с собственной природой, и мы с Поттером фактически остаемся наедине. Пока мы пьем чай, пытаясь друг друга не замечать, Поттер теребит скатерть так, что сахарница на столе жалобно позвякивает.

— Вижу ведь, что-то сказать хочешь, — подаю я голос. – Не стесняйся.

Поттер заливается краской и не отвечает. Со вздохом подхожу сзади, обхватываю руками и целую.

Да, это ты знаешь. Ты это любишь.

Поттер расслабляется под моими поцелуями, краснота с щек немного уходит.

— После того, что было между нами утром, мистер Поттер, — шепчу я как можно тише прямо в ухо, — вы имеете право на любые вопросы и предложения.

Молчит.

— Я же знаю, чего ты хочешь, Гарри.

Молчит.

— Мне на колени встать, что ли?

Поттер поднимает на меня горящие глаза и одними губами выговаривает:

— Я это… Девственник, в общем, — и снова краснеет.

— Оу, сегодня просто парад истин.

— И мне это не очень нравится, — признается Поттер.

Судорожно стискиваю пальцы на стуле, они аж белеют, и спрашиваю:

— А если еще более прямо?

— Я тебя… Эмм… Возьми мен… Нет. Мерлин, Северус, ты и так знаешь, что я хочу сказать!

— Какой ты закомплексованный, — мурлычу я, залезая ладонями под футболку Поттера.

— Это больно? – тихо спрашивает Гарри.

— Не знаю, Я, собственно, тоже невинен. Хоть и не скажу, что как дитя, — чешу я в затылке. – Пойдем. Проверим, больно ли.

Как мы оказываемся в спальне, я не помню.

Как раздеваем друг друга, раздирая проклятую одежду на куски, тоже не помню.

Мы падаем в кровать, исступленно целуясь, причем я чуть не задеваю макушкой изголовье, Поттер не знает, куда деть себя – ему все мешает: руки, ноги, все. А я знаю, чего хочу. Я целеустремленно раздеваю его, пока не обнажаю полностью.

«Какой он, в отличие от меня, красивый», — думаю я, и мне становится стыдно за слишком худые ноги, за сальные волосы, за не очень ровные зубы и особенно за нос. Стыдно за все шрамы, за тощую задницу и угловатые бедра.

И я не могу понять, почему Поттер любуется мною, как божеством.

Хотя одной частью своего тела я могу по праву гордиться. Кстати, ей уже очень тесно…

Увидев мой член в полной готовности, Поттер ойкает и съеживается.

— Он же не поместится, — благоговейно шепчет Поттер, вгоняя меня в краску.

— А мы поместим. Не торопись.

Ложусь сверху, отмечая, что ощущение чужой кожи под своим телом – лучшее, что я знаю. Лучше полного котелка Феликс Фелициса. Нет, лучше…

— Гарри, я думаю о зельях, — трагичным тоном произношу я.

— А я – о квиддиче, — не менее трагично сообщает Гарри, невольно дернувшись и заставив меня вздрогнуть от прилива удовольствия.

Мы целуемся долго, пока мне не приходит в голову мысль попробовать Поттера на вкус. Когда я почти уже беру губами его головку, он вдруг меня отталкивает:

— Слишком много. Я не вынесу. Это слишком хорошо.

— Тогда…?

— Да. Я готов.

Призываю из лаборатории зелье – не слишком аккуратно. Пока фиал летит, он успевает разбрызгать половину.

— Это..?

— Обычное обезболивающее.

— Я ничего не почувствую?

— Обещать не могу, — коварно шепчу я, скользя ладонью между упругими ягодицами Поттера.

Мы долго мучаемся с выбором позы и, наконец, решаем, что хотим видеть лица друг друга. Я долго ласкаю Гарри изнутри пальцами, пока не понимаю, что тот почти готов.

— Потерпи, — умоляюще шепчу я, когда мой член скрывается в Гарри наполовину, а он начинает мелко вздрагивать. – Ну, потерпи, немножко…

— Мне не больно, — шепчет Гарри, но его лицо и выступивший бисер пота говорят обратное.

— Может, не надо тогда?

— И я буду раскаиваться всю жизнь! Пожалуйста, Северус, умоляю…

Вместо ответа я слегка двигаю бедрами – и Поттер шипит от боли. Но, когда я хочу выйти, он хватает меня за задницу и буквально насаживается – до конца.

— Глупый мальчишка, — я вытираю бегущие по щекам Гарри слезы. – Ну, кто тебя просил? Я же мог тебя порвать.

— Хватит болтать, — шипит Гарри.

— Не стоит изображать из себя мученика, Гарри. Если тебе больно…

— Заткнись и трахни меня.

После этих слов у меня просто сносит крышу. Я рычу, как самый настоящий дикий зверь, вколачиваясь в податливое, доселе неизведанное тело. Я жадно целую и кусаю все, что попадается на пути моим губам и зубам. И когда Гарри кричит, но уже не от боли, а от вспышек чистого удовольствия, я тоже отпускаю поводья.

Звенят вокруг осколки мира, разбиваясь, как зеркало, в которое запустили кирпичом.

Кричит и стонет подо мной, обмякая, мальчишка, которого я ненавидел тринадцать лет и простил за два дня.

Колотится в приступе оргазма мое старое, некрасивое, но еще на что-то способное тело.

И когда Гарри, хныча от счастья, обвивает меня ногами и руками, чтобы сразу провалиться в сон, я понимаю, что иначе быть не могло.

Мы не можем друг друга ненавидеть.

Мы одно целое.

Когда я засыпаю, у меня чрезвычайно сильно чешутся лопатки.

Глава 10


Кажется, впервые в жизни я не вижу снов.
Меня вырубает сразу – я, если захочу проснуться, не проснусь. Такое ощущение, что Северус выпил все мои силы, пока мы занимались… Мерлин, чем же мы занимались? У меня язык не повернется назвать это сексом. Но и занятием любовью не решусь – мы оба пока не определились, что с нами творится: любовь или простое любопытство.
Утро нагло будит меня перестуком капель дождя по кровлей. В нашей спальне (когда она успела стать нашей?) тепло и уютно, и рядом спит Северус, снова раскрывшись во сне, будто ему жарко. Помнится, ночью я иногда просыпался, чтобы укрыть его, но неизменно одеяло оказывалось на полу. Не в силах больше спать, сажусь и подтягиваю колени к животу. Задница обиженно ноет, но, то наслаждение, которое я испытал, когда Северус сильно и нежно брал меня, той боли стоит. Я даже представить не мог раньше, что близость с мужчиной может быть настолько… Не знаю. Все было так естественно, так, как должно было быть. И меня не волновал ни возраст Северуса, ни внешность, ни наши предрассудки. И уж точно меня не волновал пол. Были только руки, губы…
«И еще кое-что», — хихикает подсознание, вгоняя меня в краску.
Северус всхлипывает во сне и поворачивается на живот, утыкаясь лицом в подушку. И едва одеяло сползает, обнажая его худую спину…
Я не знал, что могу ТАК орать. И Северус явно не знал. Его аж подкидывает на кровати, будто судорогой. Через секунду мне в лоб уже смотрит палочка, и я цепенею, но слава Мерлину, Северус просыпается окончательно и отводит руку:
— Гарри, что ты так орешь? – возмущенно интересуется Северус. – И так голова болит…
— Ты весь в крови! – меня колотит от ужаса.
На самом деле – на его лопатках два глубоких рваных пореза, и все, до поясницы, запачкано бурой кровью. Участок простыни, на котором спал Северус, стоит колом – так пропитала его кровь. Северус смотрит на меня, на простынь, медленно отводит руку назад, прикасаясь к ранам, и морщится от боли. Он явно в шоке – откуда могли появиться ужасные раны за одну ночь?..
— Неужели я тебя так расцарапал ночью? – ласково касаюсь ран, отчего Северус болезненно вздрагивает, но сразу же разражается хохотом:
— Мистер Поттер, ваш дедушка не был гиппогрифом? Нет? Ну, и почему такие глупые вопросы задаете?
— Очень больно? – я встревоженно заглядываю в глаза Северусу.
Он берет мое запястье, подносит ко рту и долго прижимается губами к голубой жилке:
— Да нет, — тихо отвечает Северус, — совсем не больно.
И теряет сознание.
Мне кажется, я схожу с ума. Я не знаю, что делать – Тедди лежит внизу в искусственном сне, Северус – в глубоком обмороке. После долгих метаний понимаю, что Северусу я нужнее – Тедди просто спит, а вот мой новоявленный любовник умирает.
Любовник… Так грубо звучит…
Северусу ужасно плохо – он мечется по кровати, не в силах сбежать от раздирающей его боли. От него пышет жаром – я догадываюсь намочить простыню и покрыть его с головой. Простыня высыхает за три минуты. Каждые три минуты я смачиваю ее в ведре и снова укрываю его, пытаясь оттянуть жар. Раны кровоточат и воспаляются.
В этом аду я нахожусь до позднего вечера. Накормив Тедди и напоив его снотворным – в полнолуние я не способен противостоять Зову – возвращаюсь к Северусу.
Он лежит с открытыми глазами, но эти глаза не видят меня. Это глаза слепого.
— Северус, — в два прыжка оказываюсь у кровати. – Ты слышишь?
Нет, он не слышит меня. Но как-то чувствует, потому что пальцы его, напоминающие паучьи, вздрагивают и с усилием манят меня ближе. Я наклоняюсь к нему, Северус вцепляется слабыми пальцами в мою рубашку, расстегнутую на груди – жарко бегать вверх-вниз по лестнице – и тянет к себе.
Его губы слабо вздрагивают под моими, приоткрываясь совсем чуть-чуть: такое ощущение, что на это движение он тратит все свои силы. Бледная, пышущая жаром рука падает на одеяло и Северус снова уходит в себя.
Нет, я так больше не могу!
Переворачиваю Северуса так, чтобы тот лежал на животе, и обмираю. Из страшных, воспаленных рваных ран лезет на свет что-то, напоминающее косточки, обтянутые кожицей. И на этой кожице, прозрачной настолько, что трогать страшно, заляпанной льющейся из вскрывшихся язв алой кровью, чудом держатся густо-черные, чернильного цвета перья.
У Северуса растут крылья.
Кажется, я долго истерично смеюсь, прежде чем пинком заставляю себя отправиться в библиотеку. Встав на середину книгохранилища, сосредотачиваюсь и негромко, чтобы не потревожить пыль и запахи веков, произношу:
— Акцио, книги об ангелах.
В руки мне приземляется тонкая книжечка без обложки. Я сажусь прямо на пол и углубляюсь в чтение.
На первой же странице ярко нарисована обнаженная мужская спина с такими же страшными язвами, как у Северуса. На второй странице – на той же спине красуются крылья с иссиня-черными перьями.

«Нефелимы – потомки инкубов и ангелов. Ген нефелима передается от матери к ребенку, и остается спящим, пока ребенок растет. В течении жизни ген может проснуться, сделав носителя либо ангелом, либо нефелимом, темным хранителем. Определяющим фактором являются деяния спящего нефелима на протяжении жизни. Если нефелим творит добрые дела, у него безболезненно, во сне прорезаются светлые, ангельские крылья. Если жизнь нефелима была наполнена злом и ненавистью, несбывшимися мечтами – черные крылья вырастают долго, очень болезненно. Вероятна смерть во время прорезания крыльев.
У каждого спящего нефелима есть подопечный. Светлый – защищает своего подопечного инстинктивно, Темный – ненавидит его, хоть и вынужден защищать из-за родства со Светлыми. И, независимо от полученных крыльев, нефелим не имеет права вступать с подопечным в половые отношения. Наказание за ослушание – смерть.
Последним нефелимом в Англии на 1970 год была Эйлин Принц»

Я роняю книжку – мои ладони не смогут удержать даже перышко.
Мать Северуса была нефелимом. Северус – нефелим. Темный нефелим.
Не знаю, сколько я просиживаю на холодном полу библиотеки, клацая зубами и сопоставляя факты. Вспоминается каждая мелочь – непривлекательная на первый взгляд внешность, угрюмость и замкнутость, язвительность и ненависть к отдельным ученикам…
А еще Северус умел летать. Летать без метлы.
Кто его подопечный? Кто человек, из-за которого Северусу так больно?.
В голове возникает картинка – Северус, распаленный и невероятно нежный, занимается со мной любовью. Он целует меня везде, где только может достать. Он вытирает мои слезы, когда мне кажется, я порвусь на части. Он нежно и сильно берет меня, оглаживая вездесущими ладонями, касаясь моего тела так бережно, что не верится, что когда-то он мог ненавидеть меня. Северус…
— Мерлин всемогущий, — шепчу я, сглатывая невольные слезы. – Он же мой… Мой хранитель…
Решение приходит мне в голову незамедлительно.

Глава 11


Не знаю, сколько я провалялся в бреду, но очнувшись, чувствую жестокий голод.

Прямо как был, в простыне, шлепаю босыми ногами по полу к маленькому холодильнику. Мерлин, сколько уже стоит тут этот суп? Кажется, еще немного, и он взглянет на меня грустными добрыми глазами.

Решительно выливаю заплесневевший, «ароматный» бульон в раковину, простеньким заклинанием освежаю воздух и чешу в затылке. Я что-то забыл, а что – не помню.

Лопатки жутко чешутся, хоть трись ими об косяк – моих коротких ногтей мало, чтобы удовлетворить потребности моего организма.

— Совсем плесенью зарос, Снейп, как тот суп, — ворчу я, обиженный сам на себя, и ползу в ванную, чтобы отмыться.

Теплая вода приятно успокаивает мою спину, и я берусь за флакончик с гелем для душа. Намыливаюсь прямо ладонями, не заботясь о мочалке – мне нравится, как ладони скользят по мокрому, мыльному телу…

Реакция организма незамедлительна – ох, Снейп, плохо быть девственником в свои-то сорок четыре года! Но как иначе? Я не мог изменить Лили, как ни старался перебороть в себе эту страсть. А когда она умерла, когда я обнимал ее, мертвую, в полуразрушенном доме…

Я так и не смог больше взглянуть ни на женщину, ни на мужчину с сексуальным подтекстом. Я отгородился от мира кучей тряпья, намеренно перестал мыть голову так часто, как этого требовало полное испарений от зелий подземелье. Я заставил себя разучиться улыбаться. Я не принадлежал никому из этого мира – моя душа умерла вместе с той, которой принадлежала всегда. А когда Волдеморт вернулся… Ох, чего мне стоили эти карательные рейды! Каждый раз он, как верную собачку, держал меня при себе. И когда остальные Упивающиеся насиловали женщин и девочек, я готов был растерзать всех их на месте – и только клятва, взятая с меня Дамблдором – не выдавать себя, как шпиона – заставляла меня смотреть на все это. Да! Я смеялся, глядя на насильников, но мысленно каждая девочка, каждая женщина, каждая мать, убитая с ребенком во чреве, оставляла в моем списке галочку. Я кривился при предложении Волдеморта поучаствовать и высокомерно отвечал, что слишком брезглив, чтобы насиловать. И он верил, верил мне – я слишком хороший окклюмент, чтобы показать свои эмоции злейшему врагу.

Троих, тех, кто изнасиловал больше всего женщин, я отравил. Я нашел их после чудесного спасения и, неузнанный под Оборотным, втерся в доверие. Я подсыпал им парализующий, убивающий организм по клеточке, яд – и монотонно зачитывал им, корчащимся, списки загубленных ими жизней.

К сожалению, чудодейственный порошок кончился. И мне пришлось оставить идею о мести – чтобы приготовить еще, у меня не было нужных ингредиентов, а явиться в Косой переулок значило обречь себя на смерть.

Я был девственен – и не стеснялся этого. Я Козерог – я не способен на интрижку. И я некрасив, а притворяться кем-то симпатичным ради одной-двух ночей. И стар.

Но сейчас мне очень хочется хотя бы самоудовлетворения. Никогда не испытывал такой нужды в своей правой руке.

Щедро полив ладонь мягким бальзамом для тела, провожу по напряженному стволу вверх-вниз и жмурюсь от удовольствия. Излившись, понимаю, что ни капли я не удовлетворен, и со вздохом смываю с себя мыльную пену. Слабость снова начинает одолевать – глаза слипаются, да так, что попробовав разлепить веки пальцами, я терплю фиаско.

Едва не поскользнувшись на мокрой плитке ванной, я пробираюсь в спальню и падаю в кровать, с наслаждением растягиваясь на прохладных, пахнущих чем-то родным простынях. Запах именно родной, но, что удивительно, незнакомый…

Принюхиваюсь. Почему мои простыни пахнут посторонним мужчиной???

Северус, а не допекло ли тебя твое затворничество до такой степени, что ты стал по ночам ходить во сне, причем целенаправленно как-то ходить: находить мужчину и приводить к себе?

Но запах потрясающий. Я пьянею, вдыхая его. Я собираю простыню в один большой ком и жадно дышу этим запахом – вожделения и страсти. И чувствую, как мужчина во мне требует своего.

Я не знаю, чей это запах, но я хочу его владельца со страшной силой.

Засыпаю, вцепившись зубами в подушку. Она пахнет чьими-то волосами.

Явно не моими.

Я схожу с ума.

@темы: фанфики, слеш, "Tenebrosi decemiur"

---

Название: Tenebrosi decemiur
Автор: O_ossus Totalus
Бета: _Vikky_
Фэндом: Mир Гарри Поттера
Статус фанфика/перевода: закончен
Размер: макси
Глав: 19
Предупреждения: слэш
Жанр: AU/ Любовный роман
Рейтинг: NC-17
Главные герои: Гарри Поттер, Северус Снейп
Сюжет: Смешно и горько быть твоим - паук попался в паутину. Лишь тот проснется нефелимом, кто был хранителем плохим.

Глава 1-5

Глава 1


Знай, я молиться не умел:
Sо мне грехов без меры будет.
И для меня не значат люди
Nого, что ты в них разглядел.

Как мог, пытался защищать,
Но гнев смирить не смог с годами.
С тобой мы были дураками,
Что кулаками-то махать?

Прощенья сутками прошу,
Но даже сны меня сжигают -
На дыбе призрачных желаний
Я так, похоже, и умру.

В ночном безумии вдвоем
Мы вязнем мухами в варенье -
Очередное преступленье:
Твой поцелуй на лбу моем.

И что-то лезет из меня,
Терпенье в клочья разрывая.
А утром...
Утром я взлетаю,
Тебя ни капли не виня.

Смешно и горько быть твоим -
Паук попался в паутину...
Лишь тот проснется нефелимом,
Кто был хранителем плохим.
***
Голова болит с утра, и это основательно портит мне жизнь. Я морщусь и глотаю еще один фиал Обезболивающего, битым стеклом проходящим по пищеводу – не люблю, когда идет дождь. После чудесного спасения что-то в моем здоровом, в общем-то, организме разладилось – и вот я вынужден мучиться в непогоду. Неприятное чувство в затылке постепенно перерастает в нестерпимую муку, по сравнению с которой Круцио – простой зуд потревоженных нервов. И проходит эта пытка только вместе с дождем.
Я иногда жалею, что живу не где-нибудь на тропическом острове, наслаждаясь жизнью и попивая кокосовое молоко. Таким, как я, уготована судьба прозябать в тоскливой Англии, в старом отцовском доме, который я искренне ненавижу. Без палочки, работы и права выезда из страны.
Склоняюсь ниже над котлом – мое экспериментальное зелье от головной боли вот-вот должно закипеть. Если мои расчеты окажутся неверны, придется глотать маггловские таблетки, которые, хоть и помогают, совершенно не натуральные. Мерлин, я только теперь понимаю магглов – бедняги, лишенные магии и зелий, вынуждены пить такую дрянь…
Тонкий запах багульника и липовой коры немного успокаивает, и я, наконец, могу включить свет – до этого мои глаза решительно протестовали, извергая потоки слез.
В окно стучат, и я, чертыхаясь, лезу на подоконник, чтобы впустить сову. Машинально отмечаю, что у сплюшки в лапах конверт и злюсь, уже заранее зная, от кого это послание.
Пока зелье мирно булькает, я позволяю себе расслабиться. Распечатываю конверт и извлекаю сложенный листок. В глаза сразу бросается чересчур аккуратный, каллиграфический почерк – Поттер перестарался, выводя слова так, как никогда не писал в школе…
Да, Поттер забрасывал меня письмами. Все жаждал помириться, извиниться за ошибки прошлых лет, тогда как я мечтал просто забыть, что когда-то носился с сыном злейшего врага, как нянька. Чуть ли не нос Поттеру вытирал, чуть не погиб ради него…
От таких мыслей шрамы на шее зачесались, и я машинально потер ладонью три рваных бугорка – следы зубов Нагини. До сих пор не понимаю, как мне удалось выжить – наверное, просто не хотел умирать, не убедившись, что Волдеморт окончательно и бесповоротно мертв. Открыв глаза, первое, что я увидел над собой – обеспокоенное лицо Поттера. Кажется, я рассмеялся истерическим, злым смехом – чем основательно напугал мадам Помфри и самого Героя. Конечно, они же никогда не слышали, как я смеюсь…
Никто этого не слышал с тех пор, как погибла Лили.
В себя меня приводит запах сгоревшего зелья: впервые позволяю воспоминаниям загубить мою работу. Поспешно шлепая тряпкой, собираю разлитую жижу – и снова бессильно злюсь: в этот раз на Визенгамот, решивший, что отобрать у меня палочку будет естественно и правильно. Отобрать палочку у зельевара – это же пытка! Раньше, когда я заставлял нерадивых студентов драить котлы, я и вполовину не представлял себе, как это тяжело. Тяжело без Эванеско…
Наконец, сосредотачиваю усталый взгляд на тексте.

«Профессор!
Прошло уже шесть лет со дня победы, и я надеюсь, Вы смогли простить меня. Мне не к кому больше обратиться, моя жизнь и жизнь человека, который мне дорог, под угрозой. Только Вы способны нас защитить, и я умоляю, ответьте хоть как-нибудь. Если Вы нам откажете, мы немедленно улетим из Англии и постараемся выжить сами. Прошу, подумайте, хотя бы в память о маме…»

Я не дочитываю письмо и в бешенстве рву его на мелкие кусочки. В стиле Поттера давить на самое больное место, знает же, что для сына Лили Северус Снейп пойдет на все – и шпионить будет, и горло змее подставит, и в доме потеснится…
На улице бухает гром, и я чутким деканским ухом различаю детское хныканье прямо за дверью. Что за черт?
Ругаясь про себя всеми словами, иду открывать дверь. Увиденное заставляет меня попятиться, а мои левый глаз и щеку – нервно задергаться.
Мокрый настолько, что вода стекает с него ручейками, Поттер держит на руках слабо попискивающий сверток и улыбается немного виновато:
- Кажется, мы спалились, Тедди…
Ребенок, надежно укрытый дождевиком, поднимает голову, и я вижу, как теплого оттенка шоколадные глаза стремительно меняются на угольно черные, а волосы мальчика отрастают чуть ли не до плеч.
Тедди. Метаморф. И эти глаза…
-Нет, - пячусь я. – Только не ребенок Люпина!
Кажется, от шока я теряю ориентацию в пространстве – наступаю в расползающуюся из забытого на огне котла пену, поскальзываюсь и последним усилием изворачиваюсь так, чтобы не встретиться виском с углом тумбочки. Солнечным сплетением задеваю что-то твердое и не могу вдохнуть, а потом мир смыкается надо мной.

***
- Живой, - выдыхает кто-то надо мной, пока я пытаюсь сбросить с себя пелену темноты.
Наконец мне это удается. Сквозь качающееся пространство комнаты я смутно, но все же различаю над собой обеспокоенное очкастое лицо. Черт возьми, от вида этих круглых стеклышек у меня вдруг начинают болеть все зубы разом – послал же Мерлин на мою голову наказание!
-Профессор, вы в порядке? – забота в голое Поттера кажется настоящей, но я привык не доверять своим чувствам. – Не тошнит, голова не кружится?
«Вот же наседка…»
Я морщусь и изворачиваюсь, сбрасывая с плеча руку Поттера:
-Конечно, я в порядке, вы, идиот! – напускная грубость в голосе должна проставить границы. – Что вы тут делаете?
- Разве Вы не согласились помочь нам с Тедди?
Черт. Поттер, кажется, в самом деле верит, что я приму под своей крышей отпрыска Люпина. Он открыто смотрит на меня и улыбается – я с трудом переношу этот взгляд изумрудно-зеленых глаз…
У меня внутри что-то екает, но недостаточно сильно, чтобы я послушался. Встаю, слегка покачиваясь, нахожу взглядом выход и властно простираю руку:
- Дверь там, Поттер. Не забудьте ее закрыть за собой.
- Но… - взгляд у Поттера становится немного ошарашенным, и я начинаю уже порядочно злиться. – Разве вы…
-Нет, вас дезинформировали, я вовсе не занимаюсь благотворительностью, - чтобы не встречаться взглядом с Золотым мальчиком, скидываю обувь и босиком шлепаю в лабораторию – за ведром и тряпкой.
Пока я мою пол руками – Поттер молчит и бездействует, что несказанно меня радует. Если бы он начал отнимать у меня ведро с воплем: «Вам лежать надо!», я точно решил бы, что он сошел с ума. Это же надо, притащить ко мне щенка! Но он и не уходит – просто сидит и смотрит, просто выворачивая душу своими глазищами.
-Что? – я разгибаюсь, слыша, как позвонки от нагрузки хрустнули. – У меня тут не заповедник, и в волках я не нуждаюсь. Могу предложить разве что яда, но вам этот вариант не понравится.
- Какая же Вы сволочь! – вспыхивает, наконец, Поттер, и я удовлетворенно выдыхаю. – Неужели Вы настолько меня ненавидите, что готовы обречь ребенка на смерть?
«Нетнетнетнетнет, Поттер, только на совесть не дави…»
- Я не слышал, может быть, меня успели канонизировать? – язвлю я, про себя умоляя Поттера уйти.
Ненавижу быть беспомощным – сейчас бы мне палочку, и наглый мальчишка уже был бы за дверью. Вручную же выпихивать Поттера из дома я побаиваюсь – в отличии от меня, он вправе пользоваться магией.
- Вы же даже не знаете, о чем я прошу! – Поттер хватается за мою рубашку и поворачивает меня лицом к себе. – Послушайте, Тедди…
- Не нуждаюсь! – рявкаю я. – Послушай, Поттер, я защищал тебя, каюсь, потратил семь лет жизни напрасно. Но Люпина я не любил и не люблю, поэтому забирай мальчишку и вали из моего дома подальше, к Уизли или где теперь дом у тебя?.. Вот туда и вали!
Поттер как-то сникает, разворачивается и плетется к выходу. Следую за ним. Вижу, как Поттер поднимает на руки забившегося в угол ребенка, гладит по влажным еще волосам, поправляет воротничок… Каждое его движение пронизано такой заботой, что мне становится приторно – уж меня-то воспитывали по-другому, и не думаю, что мне стало хуже от уменьшения количества розовых соплей в организме.
Поттер молча открывает дверь и я уже почти счастлив, но – черт возьми! - волчонку приспичивает оглянуться. Его глаза, уже ставшие нормального, природного цвета, выражают такую тоску, что меня просто пробирает.
- Интересно, это просто? – различаю я шепот Поттера, уже стоящего в дверях. – Ну… Жить, зная, что стал причиной гибели ребенка?
- У меня нет совести, Поттер, - напоминаю я, стараясь не сдаться.
Поттер делает шаг в дождь, и у меня что-то ломается внутри. Чертов волк со своими невинными глазками!
- Ладно, ладно! – кричу я вслед чересчур тщательно обходившему лужу Поттеру. – Хорошо! Но ко мне его не подпускай! Терпеть не могу щенков!
Как я ни надеюсь, облегчения эти слова не приносят, и совесть все еще угрюмо рокочет где-то внутри меня. И Поттер, увы, не оскорбляется и не уходит еще демонстративнее. Наоборот, он пулей влетает под крышу и останавливается на пороге, пачкая свежевымытый пол и обливая его ручейками, стекающими с одежды.
- Мое благородство резко ограничено, Поттер. В доме только одна кровать, и делить ее с Вами или волчонком я не желаю. Выкручивайтесь сами. В гостиной есть диван.
-Спасибо, профессор, - очень тихо произносит Поттер.
И это не «тихо, когда вот-вот взорвешься от ярости». Это «тихо, полное благодарности».
Черт бы побрал мое благородство. Демонстративно ухожу в лабораторию, чтобы успокоиться среди своих зелий. Ночью, когда я уже поднимаюсь из подвала в спальню, заглядываю в гостиную – свет горит, безалаберно оставленный, эти двое спят. Мальчишка на диване, Поттер – на полу, накинув на себя вместо одеяла куртку. Чертов Золотой мальчик опять играет во всеобщего спасителя…
Интересно мне, что же такое с волчонком, что Поттер решается придти на поклон к старому, язвительному, сволочному профессору?
Выключаю свет, так и не принеся Поттеру запасное одеяло. Обойдется.
Дождь стихает только к утру, и я, наконец, засыпаю.

Глава 2. H.P.


— Выспались, Поттер? – раздается надо мной до жути знакомый голос, и я выныриваю из вязких объятий сна.

Недовольно хмурюсь – поясница безмолвно проклинает своего хозяина. Встаю с холодного пола и делаю насколько приседаний, чтобы разогнать кровь по организму. Преспокойно восседающий в кресле Снейп пьет свежесваренный кофе – мой нос улавливает благословенный аромат арабики.

— Не выспался, — честно отвечаю я, косясь на Тедди.

Бедный малыш спит – прошлая ночь нас основательно потрепала. Не представляю, что бы с нами стало, если бы Снейп не решил вдруг поиграть в добродетеля. Конечно, я ненавижу его куда меньше после тех «посмертных» откровений, но осадок, конечно, остался. И одно то, что он чуть не стал причиной гибели Тедди, уже несказанно злит.

Мы молча сидим – я на полу, Снейп в кресле. Исподлобья рассматриваю его – конечно, он сильно изменился за те шесть лет, что мы не виделись. Сетка морщин стала глубже, в черных, все таких же грязных, волосах появились первые ниточки седины. Правда, от своего кокона из тряпок мой бывший профессор решил отказаться, и от радикально черного цвета тоже — но серые, будто застиранные, джинсы и не менее серая, но бывшая таковой не изначально, рубашка только еще сильнее состарили его.

«Сколько же ему лет? Вроде не такой он и старик…»

-Мне сорок четыре, Поттер, — будто прочитав мои мысли, флегматично ответил Снейп. – Могли бы и быстрее подсчитать.

Вспыхиваю до корней волос – кажется, он снова копался у меня в голове. Разве у него не отняли…

— Палочку? – услужливо подсказывает Снейп. – Вашими молитвами у меня осталась жизнь, Поттер. Может, желаете потребовать с меня Долг? С радостью верну, надоело быть в Долгу у семейства Поттеров.

— Как вы умудряетесь залезать в мои мысли без палочки? – не могу удержаться я.

Снейп усмехается и нарочито долго тянет кофе. Кажется, ему доставляет удовольствие издеваться надо мной, хоть сейчас он и не оскорбляет моего отца, как раньше.

— Легилименция, Поттер, это не столько заклинание, сколько врожденный талант. Вам для разговоров на парселтанге тоже нужна была палочка?

— Не вспоминайте его, — ежусь я. – Не хочу. Умер и умер.

— Вы вдруг стали бояться имени? – давит на меня Снейп. – Раньше Вы могли носиться по Хогвартсу и бравировать своим пренебрежением к Волдеморту.

Украдкой смотрю на его левое предплечье – Метки там нет. Рука сама поднимается к шраму.

— Болит? – голос Снейпа меняется, из насмешливо-расслабленного он вдруг становится колючим и настороженным.

— Чешется? – я киваю на его руку.

— Туше, — и уголки рта Снейпа вздрагивают, но не приподнимаются. – Мне дозволено будет услышать, зачем Герой магической Британии посетил мой скромный дом? И какого черта этот самый Герой притащил с собой вервольфа?

Вздыхаю – знал же, что Снейп будет против, знал… Что он снова перенесет свою ненависть с отца на сына…

— Тедди хотят убить.

— С каких пор Визенгамот перестал помогать Вам в ваших маленьких проблемах? – язвит Снейп, косясь на посапывающего рядом Тедди.

— С тех самых пор, как я усыновил ребенка, рожденного оборотнем, — еле удерживаюсь, чтобы не хлопнуть себя по лбу – так это очевидно. – Подобные Ремусу не оставляют потомства. Тедди – Альфа. Разве это не ясно?

— Мистер Поттер, — вкрадчиво начинает Снейп. – Если я начну рассуждать о высших законах зельеделия, Вы точно так же меня не поймете. Не вижу смысла бравировать своим умом в данной ситуации.

Хм, а он подобрел. Раньше он назвал бы меня идиотом, или что похуже… Хорошо, банки с сушеными тараканами у него под рукой нет…

— В общем, подобные Ремусу не размножаются, — со вздохом сдаюсь я. – Когда Тедди родился, все считали, что он пошел в мать – его волосы и глаза менялись с пеленок. Но когда ему исполнилось четыре… В общем, он оборотень, да. Но не такой, как Грейбек или Рем, он полностью контролирует своего зверя и даже может перекидываться по желанию – не обязательно в полнолуние. В первый раз он так напугался, что убежал в лес и я искал его трое суток. Когда нашел, Тедди было не узнать. Худой, в изодранной одежде, глаза дикие… Когда мы с Андромедой его выходили, Тедди рассказал, что его хотели убить оборотни. Андромеда настояла на проведении анализов. В общем, если не вдаваться в подробности, кровь Тедди способна избавить от ликантропии навсегда.

Мы долго молчим, пока Снейп переваривает информацию. Наверное, десять томительных минут он смотрит то на меня, то на Тедди, съежившегося под моей курткой на диване. Бледные тонкие пальцы так сжимают пустую уже чашку, что мне кажется, он вот-вот раздавит ее. Мысленно умоляю его помочь, зная, что Снейп знает все, о чем я подумаю, даже раньше, чем я подумаю. Но Снейп молчит, а его глаза выражают только чрезвычайное отвращение.

— Вы наша единственная надежда, профессор, — тихо выговариваю я, пытаясь не сорваться и не начать умолять. – Я не могу пойти к Уизли – у Гермионы и Рона маленький ребенок. Миссис Уизли точно не примет нас, как бы меня ни любила – Билла покалечил оборотень, а Фред вообще погиб. Мой дом Вальбурга Блэк умудрилась подпалить с холста – если бы не чутье Тедди, мы бы задохнулись во сне. У Билла и Флер тоже маленькая дочка, им не до нас. И Кингсли тоже снял с себя обязательства…

— Вы же вроде как Герой? – приподнимает бровь Снейп. – Разве Кингсли не должен носить вам тапочки в зубах?

Нервно скрещиваю пальцы, чуть ли не ломая их. Исповедоваться Снейпу – все равно, что исповедоваться дьяволу. Его черные глазищи выворачивают душу наизнанку, и я готов поклясться, он знает все наперед. Все, что я скажу, чем буду оправдываться, о чем буду просить и когда сломаюсь.

— Кингсли не будет помогать мне, — опускаю я голову. – Дело в том, что Андромеду сильно подкосила смерть дочери и зятя. Она умерла год назад. Тедди хотели забрать в детский дом, но я не отдал его – кто будет заботиться об оборотне? Кто будет разбираться, может ли он управлять зверем?.. Я выкрал его и бежал. Год мы скитались по стране, но эти существа следуют за нами по пятам! И Тедди… Он иногда слышит Зов…

— Поподробнее, — казалось, только губы Снейпа шевелятся.

— В общем, в полнолуние он себя прекрасно контролирует, — продолжаю каяться я, — но иногда по ночам на него находит… Он перекидывается и просто идет – вперед и вперед. Река – он пойдет в воду. Гора – упрется в гору. И будет идти, тараня ее мордой, а утром я нахожу его с разбитым носом. Как сказал Тедди, у него в ушах какой-то голос будто приказывает: иди ко мне. И он идет. Я не могу оставить его, я не сплю по ночам, просыпаюсь от малейшего шороха. Мы не останавливаемся на одном месте больше, чем на сутки. Тедди устал, я тоже устал, прошу, профессор, помогите нам… Может быть, зелье?.. Может, сильное снотворное поможет?..

У меня сил уже не остается. Снейп молчит, его губы слегка шевелятся. Вот-вот он вынесет свой вердикт, и я знаю, что приму его. Я устал бегать, устал просить малознакомых людей о помощи, устал подвергать близких опасности – и Тедди тоже очень устал. Оборотни следуют за нами, а когда найдут и поймают – убьют и высосут кровь мальчика до капли, ища в его венах лекарство от своей болезни. Им – лекарство. Тедди – смерть.

— Нет, — Снейп встает и швыряет чашку в стену. – Нет, ни за что. Я отслужил свое, я тебя от Волдеморта защищал, я за тебя смерть принимал, надоело. Один хозяин – помешанный на лимонных дольках пацифист в розовых очках, второй – психопат с садистскими наклонностями. Хватит. Я имею право умереть свободным? Убирайтесь.

— Профессор…

— Я сказал, убирайтесь! – рявкает Снейп и Тедди просыпается, мгновенно сжимаясь в комочек.

Бросаюсь к нему, мысленно обозвав Снейпа сальной сволочью и безжалостным Упиванцем – Тедди вцепляется в меня, как в соломинку.

— Папа, волки? – тихо спрашивает мальчик, обхватывая ручками мою шею.

Глотаю комок в горле – бедняга Тедди слово «волки» ассоциирует только с болью и страхом. А я ведь когда-то водил его в магический зоопарк, и там волк-патронус лизал ему руки…

— Ты выспался, Тедди? – как можно ласковее спрашиваю я, буквально затылком чувствуя взгляд Снейпа. – Нам придется лететь долго.

— Хорошо, — голос Тедди вздрагивает, но он быстро берет себя в руки. – Дождик кончился?

Кидаю взгляд за окно – серая хмарь на самом деле начала отступать. Киваю.

— Э то плохо, — шепчет Тедди. – Дождик скрывает запах и следы.

Тедди слезает с дивана и, путаясь в немного длинных ему брючках, подходит к окну, ловко залезает на подоконник и нюхает воздух через форточку.

— Нельзя идти, папа, — Тедди спрыгивает с подоконника и прижимается к моей ноге. – Там волки. Много. Я чую.

— Мы аппарируем, — я старательно слежу за голосом, но какая-то часть меня кричит и проклинает спокойствие снова умостившегося в кресло Снейпа. – Они не учуют нас.

— Много, очень много. Близко. Мы даже из дома не выйдем, — Тедди мотает головой. – Нельзя. Укусят.

— Не стоит аппарировать в незнакомое место, Поттер, — подает голос Снейп. – Можно расщепить себя… Или мальчика.

— Я остановлюсь у Невилла и Полумны, — решение мгновенно приходит мне в голову. – Уж они будут за нас до конца стоять хоть перед оборотнями, хоть перед вампирами.

— Подвергать девочку, измученную мозгошмыгами, опасности? Вы добрый, Поттер, очень, — ухмыляется Снейп, пристально глядя на меня.

Матерясь про себя, я одеваюсь и беру на руки Тедди. Пока я иду к двери, он спокоен, но стоит мне взяться за ручку, как Тедди выворачивается у меня из рук и отбегает подальше в угол:

— Нет! – побелевшее лицо и почерневшие от страха глаза выбивают меня из колеи. – Папа, там очень, очень много волков!

Я знаю, он чует. Его нос нас никогда не подводил, он во много раз чувствительнее носа любого ликантропа, даже Ремус не смог бы меня учуять через такие расстояния. И слух – еще немного, и Тедди научится слышать, как растет трава. Но он еще ребенок, он не может отстоять права Альфы!

— Ладно, — подает вдруг голос Снейп. – ХОРОШО. Один день, пока опасность не минует. Потом убирайтесь. Готовить сам будешь на себя и на мальчишку, я в лаборатории. Меня не трогать, не шуметь, не топать.

Я готов расцеловать это морщинистое кислое лицо, но думаю, Снейп не одобрит такого проявления радости. Рано или поздно ликантропы уйдут, а к тому времени я найду, чем подкупить это с виду неприступное, но доброе сердце.


Глава 3


Раздраженно мешая черпаком в котле, я не могу никак отвлечься от голосов, доносящихся сверху.

До сих пор не могу понять, что заставило меня принять этих двоих в своем доме. Я не люблю детей, и еще больше не люблю ликантропов, так что волчонок точно не мог вызвать у меня приступ щенячьего умиления. Еще больше я не люблю Поттера, и уж он умиления не вызывал у меня еще со своих сопливых одиннадцати лет. Однако я сдался – и не могу понять, почему?

Видимо, одним из моих талантов является как раз талант быть обязанным Поттеру. Защищать Поттера. Лгать из-за Поттера.

В этой жизни я умею совсем немногое. Я умею сварить яд так, что ни один колдомедик не распознает, отчего умер человек. Я могу сделать такую отраву, чтобы она действовала медленно и мучительно, створаживая кровь в венах, расплавляя мозг и заставляя вытекать его из носа, или наоборот – жертва не успеет даже понять, что ее убило. Я знаю разницу между вампиром и упырем, между листьями омелы, сорванными с полуминутной разницей во времени. Я могу летать без метлы и читать мысли, оставаясь практически незаметным. Я умею убивать, если надо, и, что еще важнее, умею НЕ убивать. От одного моего взгляда многие ученики Хогвартса чуть ли не писались в штаны.

Этого так мало, так уничтожающе мало!

Я раздраженно втыкаю нож в разделочную доску: опять перепутал последовательность ингредиентов. Такими темпами мое зелье никогда не будет изобретено, и придется мне до конца жизни мучиться от приступов мигрени.

Резкий писк из библиотеки заставляет меня вздрогнуть. Охранные чары, наложенные еще во времена Волдеморта, сообщали, что кто-то посягнул на мою святыню – книги. Забыв про побулькивающее свернувшееся зелье, прыжками поднимаюсь в библиотеку и в ужасе замираю на месте, закрыв глаза.

«Нетнетнетнетнет…»

Два стеллажа опрокинуты – книги ворохом рассыпаны по полу. Вырванные ударом страницы разлетелись по углам, обложки отклеились от корешков…

И под кучей книг явственно угадывается что-то невидимое.

А точнее, кто-то невидимый.

У меня не остается сил даже на то, чтобы злиться. Встаю на колени рядом с изувеченными томами и бездумно беру две странички.

Одна выдернута из «Ядов и противоядий», другая явно из «1000 и 1 целебной травы». Как же хорошо, что практически все эти книги я знаю наизусть, и склеить их будет не так трудно. Только склеивать буду не я.

— Поттер! – бесцеремонно выволакиваю потерявшее сознание тело из-под стеллажа. – Я вас… Поттер, вы живы?

Срываю мантию-невидимку с вездесущего мальчишки – по виску его струйкой сбегает кровь, носогубный треугольник уже синеет.

— Черттебяпобери, Поттер! – я бесцеремонно бью его ладонями по щекам. – Приди в себя! Приди в себя, слышишь?

Его голова мотается на шее, как плохо приклеенная. Касаюсь его виска и понимаю, что кость под пальцами подается. Проломленная.

— Черт, черт, черт… — я обшариваю его карманы один за другим в поисках палочки – без нее я бессилен: пока я добегу до лаборатории и обратно за Костеростом, Поттер уже отправится к папеньке.

Палочка обнаруживается засунутой глубоко в задний карман джинсов Поттера – и чтобы ее извлечь, мне приходится засунуть туда ладонь. Мельком коснувшись задницы Поттера, я выхватываю палочку и, убрав с раны слипшиеся волосы и сгустки, начинаю бормотать сливающиеся в одно гигантское напевное слово заклинания. Постепенно кость восстанавливается. Убираю палочкой кровь и проверяю пульс Поттера. Черт.

-Акцио, зелье номер сто четырнадцать, — и я едва успеваю взмахом палочки распахнуть дверь, чтобы фиал не разбился об нее.

Вливаю между белых, как мел, губ Поттера щедрую порцию снадобья и массирую ему горло. Едва тот рефлекторно глотает, как начинает кашлять и выплевывает добрую половину зелья.

— Пей, Поттер, а то я тебя лично удушу, — рычу я, насильно вливая в него остатки светло-желтой жидкости, восстанавливающей организм даже после пятичасовой пытки Круциатусом.

Я знаю, что она поможет. Когда-то, виня себя за беду Лонгботтомов, я ночами корпел над этим снадобьем. К сожалению, не получилось, или не совсем получилось – зелье способно высвободить регенеративные возможности организма, но не вернуть рассудок. Однако, Поттеру рассудок и не потребуется, иначе это будет не Поттер.

Когда губы мальчишки начинают розоветь, я поднимаю его на руки, мельком отмечая, что он куда легче, чем положено быть молодому человеку двадцати трех лет, и отношу его…

Нет, даже не на диван. В свою спальню, на свою кровать. Пусть отлежится.

Возвращаюсь в библиотеку и собираю разбросанные странички и обложки – да, пусть отлежится. Потому что потом я начну его убивать…

…Глаза уже болят от яркого света лампы, но я не собираюсь оставлять начатое на завтра – осталось всего ничего, какой-то десяток книг отремонтировать. Пальцы липкие от клея, волосы тоже все в клею – мысленно проклинаю день, когда наложил на книги отталкивающее магию заклятие. Как последний маггл сижу…

Кидаю взгляд на свою кровать, где лежит Поттер, и хмурюсь – что-то чересчур долго он спит. Вдруг я что-то упустил, и упавший сверху стеллаж повредил ему не только кость, но и мозг? Не хватало мне еще коматозника на руках…

— Акцио, зелье номер сто четырнадцать, — снова призываю я из лаборатории фиал, вытирая липкие пальцы об джинсы, и без того заляпанные клеем.

Не успеваю я приблизиться, как Поттера будто пружиной подбрасывает – он садится на кровати, хватая воздух ртом.

— Где Тедди?

Устало закатываю глаза и возвращаюсь к своей работе. Слышу, как скрипнули пружины, ощущаю взгляд затылком.

— Я принес его в жертву на кладбище, — ворчу я. – Что вы так смотрите? Спит мальчик, уже давно спит, а я вот не сплю, как видите. Угадайте, по чьей милости?

— Это я натворил? – тихо спрашивает Поттер.

— Да, — я так устал, что даже язвить не хочется. – И успокойтесь уже, у меня было достаточно времени, чтобы остыть. Я не собираюсь убивать Вас сегодня, Поттер.

Он выдыхает с облегчением – похоже, он уже успел себя мысленно похоронить.

— Помочь? – предлагает Поттер, и я, поразмыслив, безмолвно киваю.

Он придвигает к столу второй стул и, почесав в затылке, решительно берется за клей. Он умудряется заляпать клеем и себя, и стол, но, тем не менее, дело продвигается и около полуночи мы заканчиваем. Отношу книги в библиотеку и наливаю нам с Поттером чай – заслужил.

Пока он пьет, я верчу чашку в руках и только наблюдаю. Поттер с лицом мученика глотает горькую жидкость – я люблю пить едва разбавленную водой заварку.

— Поттер, хватит скромничать, — не выдерживаю я, наконец. – Если любите сладкий, положите сахару, сколько требуется. От вида вашего лица скиснет даже молоко. Или мне принести притупляющее вкусовые ощущения зелье?

Поттер изумленно смотрит на меня, а потом улыбается:

— Наверное, я просто попрошу передать мне сахарницу, сэр.

Когда я передаю ему сахарницу, Поттер касается моих пальцев и чуть не роняет ее. Пристально смотрю на него фирменным взглядом, приподнимая бровь – мне уже смешно, но хочется увидеть реакцию Поттера.

Как я и думал, смущается и начинает что-то бубнить. Пару минут наслаждаюсь моментом, а потом обрываю:

— Мне стоит вытереть пальцы о скатерть? Ну, и чего вы головой мотаете? Вы не настолько мне противны, чтобы я бегал мыть руки каждый раз, как нечаянно Вас коснусь, Поттер. Успокойтесь и пейте свой чай уже. Все равно не заснете ночью, так что будьте добры, не ходите больше в библиотеку. Дотерпите хотя бы до утра, если невмоготу. Я сам отвечу на все вопросы.

Под невнятное «спасибо, сэр» и «извините, сэр», поднимаюсь наверх и, наконец, падаю в постель, закапываясь в одеяло.

Черт бы побрал этого Поттера.

Когда я почти засыпаю, в голове мелькает чрезвычайно странная мысль: «А задница у него что надо!»


Глава 4. H. P


Глава 4. H.P.


Такого стыда я не ощущал никогда в жизни. Я мог спокойно варить Оборотное из украденных ингредиентов, мог врать в лицо Снейпу, проверявшему карту Мародеров на скрытые способности, мог сколько угодно нарушать школьные правила, но после этой истории с книгами ощущал себя не в своей тарелке. Знал же, как он трясется над книгами, знал…

Мне до сих пор интересно, почему он не наорал на меня, как следует. И почему я проснулся в его кровати. Помню, как внезапно сработавшие Охранные заставили меня вздрогнуть и схватиться за стеллаж с книгами, а больше ничего не помню…

Голова только болит очень. Так она не болела, даже когда Волдеморту требовалось залезть ко мне в сознание.

Мы играем с Тедди – я прячусь от него по всему дому, а он в облике волчонка ищет меня по запаху. Причем я использую все отвлекающие маневры – от дезодоранта до чеснока. Тедди раз за разом находит меня, и я этому весьма рад – чутье поможет не потерять друг друга, если вдруг нас разделят…

Усыновление Тедди стоило мне многого. Во-первых, от меня ушла Джинни. Она так и не поняла, что приемные дети и свои – не обязательно взаимоисключающие понятия. И когда она стала кричать, что не будет любить приемного сына, если у нее не будет родного, я вдруг осознал, что нас с ней ничего не связывает. Это она бегала за мной с первого курса, она первая поцеловала меня, все она. Не то, чтобы я ее не любил – но вряд ли эта любовь, которую она хочет видеть. Мне приятно общаться с Джинни, но даже когда я целую ее, внутри не екает. Поэтому я не особо расстроился. Рон и Гермиона… Они не одобряли, что я буквально похитил Тедди – не усыновил официально и не отдал в детский дом. Гермиона привыкла все делать правильно – что касается учебы и что касается семьи, а Рон привык делать так, как скажет Гермиона.

Миссис Уизли не любила Тедди. То есть любила, пока в нем не проснулась отцовская кровь – и тут моя «приемная мама» вспомнила, кем же был Ремус. После ее увещеваний «отдай Тедди в приют, зачем тебе груз на шее? У вас с Джинни свои детки пойдут, еще лучше», я просто собрал вещи и ушел. Долго снимал в «Дырявом котле» комнату, пока посетители не прознали, кто живет в маленькой комнатке на верхнем этаже – у Тедди как раз случилась первая проблема с Зовом.

Не знаю, что его «зовет» – то ли луна, то ли другие, более сильные оборотни, обладающие способностями к телепатии. Я не могу оставить его одного. Он мне действительно стал родным, как сын.

Странно, но мне совершенно не хочется ругаться со Снейпом. Он сильно изменился – стал куда спокойнее, и когда язвит, не вспоминает моего отца. Наверное, это потому, что Долг жизни больше не тяготил его. И я рад – он смог отпустить.

— Папа? – на плечо мне ложится маленькая ладошка – Тедди снова находит меня. – Пап, а тот человек говорил, что только на день… Он нас выгонит вечером, да?

Обнимаю Тедди, чувствую, что тот дрожит – и внутренне проклинаю себя за то, что рассказал ему про Ремуса: кем тот был и как умер.

Это одна из тех ошибок, которые я не прощу себе никогда.

Оставив Тедди у Снейпа, аппарирую в Косой переулок. В магазинчике Олливандера все такая же приятная полутьма и прохлада. Стеллажи с футлярами уходят вглубь магазина, кажущегося изнутри куда больше, чем снаружи.

— Гарри, — радостно приветствует меня хозяин магазинчика.— В гости или по делу?

— По делу, мистер Олливандер, по делу… Мне нужна палочка.

Олливандер даже бледнеет слегка:

— Что с твоей палочкой? Может, ее еще можно починить?

— Все в порядке, — успокаиваю я его. – Мне нужна просто еще одна палочка. И… Незарегистрированная палочка. Чтобы ее нельзя было отследить. Понимаете?

Черты лица мастера становятся жестче:

— Я не могу, Гарри. Не проси.

— Мистер Олливандер, дело идет о человеческой жизни.

— Гарри, ты даже не понимаешь, о чем просишь! Все, повторяю, все палочки должны быть зарегистрированы! – седоволосый мастер хватается за свои уже вылезающие местами волосы с таким отчаянием, будто я предлагаю ему совершить убийство.

— Сделайте для меня исключение, — я буквально уже умоляю Олливандера. – Я могу обратиться только к вам. Вы меня не предадите, я знаю. Не выдадите Министерству.

— Гарри, я не могу… Нет ничего, чего не могла бы твоя собственная палочка! – возопил Олливандер, лихорадочно блестя своими глазами цвета серебра. – Она победила Бузинную палочку, она убила Волдеморта, она освободила Британию, она совершенна!

— Палочка не для меня, — я пытаюсь оставаться спокойным, но отчаяние Олливандера настораживало.

Мастер немного успокоился и взял себя в руки:

— Гарри, каждая палочка должна соответствовать покупателю. Размах рук, рост, способности… Аврору не подойдет палочка траволога, траволог будет мучиться с палочкой легилимента, легилимент…

— Палочка нужна легилименту, — перебиваю я, надеясь намекнуть. – Очень сильному легилименту. Вы однажды уже продавали ему палочку.

Олливандер замирает, глядя сквозь меня на стену. Его губы по-старчески подрагивают, а взгляд – совершенно безумен. Мне становится его даже жалко, но больше ни к кому я не могу пойти за помощью – у Олливандера хоть есть стимул помочь нарушившему закон герою: Долг жизни.

— Северус Тобиас Снейп, — тихо произносит Олливандер, становясь даже ниже ростом. – Тринадцать с половиной дюймов, высушенное сердце дракона. Я думал, он мертв.

— Он жив, — коротко отвечаю я.

Мне казалось, человек не может быть настолько старым. Но когда Олливандер молча положил передо мной завернутую в холст новую палочку, я ощутил укол совести – такое ощущение, что передо мной стояла мумия.

— Берите и уходите, — старый мастер сложил руки на прилавке и уронил на них голову. – Уходите, Гарри. Прошу вас.

Я не стал спорить. Оставив мешочек галеонов на прилавке, аппарирую.

Странное сосущее под ложечкой чувство не отпускает меня.

Глава 5


За окном снова собираются свинцовые, мрачные тучи, и я начинаю малодушно хандрить, предчувствуя очередной приступ. Поттер ушел непонятно куда, мальчишка молчит, как шпион на допросе. Не знаю, чем отвлечь себя от надвигающейся тяжести в голове – разве что зельеварением, но ингредиентов уже так мало, что хватит разве что на опасные зелья…

Нарезаю ингредиенты на простейшее Перцовое: вижу, как мальчик проскальзывает в лабораторию и прячется в уголке. Не гоню его: вполне возможно, что ему страшно одному. Интересно, как бы я себя чувствовал, если бы на меня устроили охоту оборотни? Мне и папаши его в свое время хватило с лихвой.

Чувствую, как маленькая ладошка трогает меня за ногу. Смотрю вниз – волчонок бочком подошел ко мне и боится поднять глаза:

— Папа сказал, у вас много книг…

— Есть такое дело, — отзываюсь я, не отвлекаясь от ножа.

— А можно мне… почитать? – я еле различаю шепот мальчика, так он стесняется.

— У меня нет сказок, если ты об этом. Я читаю скучные книги по зельеварению и темным искусствам, — нож порхает у меня в руках и меня это даже как-то успокаивает.

— Мне все равно, — запунцовел ушами волчонок. – Что угодно, мне нужно отвлечься.

Молча и внимательно заканчиваю с корешком, разворачиваюсь и иду в библиотеку. Мальчик восхищенно ахает при виде стеллажей книг, и у меня внутри отдает какой-то ноткой удовольствия. Выбираю самое удобоваримое, что у меня есть – «Ромео и Джулетту» Шекспира. Протягиваю мальчишке:

— Осилишь?

— Конечно, — оживляется волчонок. – Я уже читал. Но могу и еще раз.

Возвращаемся в лабораторию, я к котлу, мальчишка – в угол. Пока я режу ингредиенты и мешаю в котле, слышен только шелест страниц. Мальчик сосредоточенно смотрит в книгу, но перелистывает как-то слишком быстро. Не могу понять, то ли он читает, то ли притворяется, и ему откровенно скучно.

— Как тебе книга? – интересуюсь я из праздного любопытства, следя за всплывающими пузырьками.

— Интересная, — мальчик не поднимает на меня глаз. – Но тут много нелогичного. Зачем Ромео просил Лоренцо обвенчать их с Джульеттой, если проще вообще сбежать из города и пожениться там? Зачем Ромео выпил яд, если можно было хотя бы проверить, не напилась ли невеста «живой смерти»?

Чуть не роняю черпак в котел. Откуда шестилетнему мальчишке знать, что Шекспир был в курсе действия данного зелья и именно его описал в своей пьесе? Или…

— У твоего отца есть какие-нибудь старые книги по зельеварению? – не подавая вида, спрашиваю я.

Мальчик задумывается и кивает:

— Да, учебник. Папа его из школы принес, когда я маленьким был. Там еще на обложке написано: «Собственность Принца-полукровки».

Вот теперь я на самом деле роняю черпак в котел. Пока я мысленно ругаюсь и выуживаю его, мальчик снова уходит в книгу. А я не могу отойти от шока. Мой старый учебник цел! Поттер сохранил его!.

Что книга у Поттера, я не сомневался, едва увидел, как он сварил зелье по моему рецепту. Я не столько был поражен тем, что Поттер в принципе сварил что-то сложнее мази от прыщей, сколько тем, что ему, кажется, нравилось это! Осторожно пошарив в его голове, я удостоверился, что Поттер не знает, чья эта книга. Даже обрадовался, старый дурак – потянуло на Зельеварение…

Если бы Поттер не начал разбрасываться моими заклинаниями направо и налево, я бы даже не упомянул, что это я – Принц-полукровка.

— Ты знаешь, чей это учебник, Тедди? – я впервые произношу имя мальчика.

— Я спрашивал папу, кто это. Он сказал, что Принц-полукровка – его ангел хранитель.

Если брови у меня поднимутся выше, они сровняются с линией роста волос. Поттер, ты…

— Папа говорил, что обидел своего хранителя, и он злится на него. Только я не верю папе. Ангелы не обижаются, на то они и ангелы. Потому… что… В сторону!

Задумавшись, я не понимаю, как оказываюсь на полу, а котел летит в угол лаборатории, опрокидывая стол и ценные реторты на нем. Мальчишка лежит на мне и тяжело дышит, Шекспир, отброшенный в сторону, валяется на полу.

«Ну, парень, ты попал…»

Моего носа достигает странный запах. Скашиваю глаза на котел и понимаю, что он стремительно тает. Через минуту от него остается только лужица растаявшего металла. Перевожу взгляд на стол…

Я добавил разрыв-траву. Позор на мою голову. Я добавил разрыв-траву в Перцовое зелье.

— Я почуял странный запах, — оправдываясь, бормочет волчонок, слезая с меня и откатываясь в сторону. – Простите. Мне показалось… Те колбы дорого стоят?

— Моя жизнь стоит дороже, — пытаюсь сказать я и понимаю, что голос меня не слушается.

Хлопок аппарации заставляет меня выйти из оцепенения и отвлечься от созерцания разгромленной лаборатории. Отряхиваясь, поднимаюсь наверх, стараясь не думать о предстоящей уборке.

В гостиной стоит Поттер собственной персоной. Пряча что-то за спиной.

— Я… Черт, не умею делать подарки. Это вам, сэр, — Поттер протягивает мне футляр.

Даже не открывая, я уже все понимаю. Был бы я истеричной барышней, упал бы в обморок от счастья – палочка! Поттер принес мне палочку!

Открываю коробочку и снова поражаюсь: палочка – точная копия моей, отнятой Визенгамотом.

— Где вы ее взяли? – бормочу я, любуясь. – Мне же нельзя пользоваться магией…

— Она не зарегистрирована. Ее никто не засечет. Я подумал… Трудно полировать котлы вручную, так, профессор? — Поттер застенчиво улыбается, но у меня что-то щелкает внутри, складываясь в страшный паззл.

— Только не говорите мне, что вы заставили Олливандера продать палочку, шантажируя Долгом… — медленно произношу я.

— Нет… Но было непросто.

— Поттер, у вас будут колоссальные…

В окно влетает моя сова и бросает на колени Поттеру «Пророк»

— Проблемы, — устало заканчиваю я.

На первой полосе жирным шрифтом напечатано:

«Срочно в номер! Скоропостижно скончался знаменитый британский мастер волшебных палочек Гаррик Олливандер. Англия осиротела»



Поттер очумело смотрит в газету, а потом начинает рвать ее. Он остервенело теребит куски бумаги, превращая «Пророк» в конфетти. По его щекам текут злые слезы, и я понимаю, что он бормочет: «Это я, я, я виноват…»

— Ты не мог знать, Поттер, — как можно мягче произношу я. – Мастер, продавший палочку незарегистрированной, умирает. Это кодекс, нерушимый кодекс мастеров волшебных палочек. Ты не мог знать. Успокойся.

— Это я, я, я виноват… — он вцепляется мне в плечи так, что утром наверняка проявятся синяки. – Я, я, я так виноват, я…

— Мне больно, между прочим, — замечаю я, не делая попыток вырваться.

Поттер отпускает меня и начинает бегать по гостиной, как заведенный: то сядет, то встанет, то за палочку схватится, то начинает опять бормотать…

— Кингли, мне нужен Кингсли, я должен признаться… Азкабан… Дементоров вроде убрали, да? Интересно, больно будет? Тедди, бедный Тедди… Большие крысы… Кингсли посадит меня к крысам… Тедди, Тедди….

Глубоко вздыхаю и делаю то, на что не решился бы, не ударься Поттер в истерику. Хватаю его за плечи, разворачиваю к себе спиной и сильно прижимаю его к себе, смыкая руки на груди так, чтобы тот не мог вырваться. Когда он, огорошенный, поворачивает голову ко мне, я зажмуриваюсь и целую его.

Первые несколько секунд он просто оцепенело стоит, не реагируя. Потом…

Я ждал всего: взрыва, бури, скандала, но что Поттер повернется, повиснет у меня на шее и ОТВЕТИТ, я не ждал совершенно. Поэтому наш вынужденный поцелуй длится куда дольше, чем я ожидал. Едва отлепившись от меня, Поттер заливается густой краской и выдавливает:

— Мордредовы подтяжки…

— Перекрытие кислорода вкупе с шоком – хорошая терапия против истерик, — я не показываю никаких эмоций. – Спокойной ночи, Поттер. Мне еще лабораторию чистить.

Уходя, понимаю, что губы у меня горели бы меньше, даже если бы я наелся паприки.

Ложками.

Молчание в спину убивает.

@темы: фанфики, слеш, "Tenebrosi decemiur"